Энн Чемберлен - София и тайны гарема

«Жаль, что меня не купили для его постели, — мелькало порой у нее в голове. Сафия понимала, что противоречит сама себе, но ничего не могла с этим поделать. — Вот уж не повезло, так не повезло. Оказаться в гареме его же собственного внука! Это значит, что я, возможно, так никогда и не узнаю султана!»

— Забудь об этом! — резко осаживала ее Нур Бану, когда однажды это неосторожное замечание вырвалось у Сафии. — Вспомни: у султана есть сын, причем достаточно взрослый. Он тебе в отцы годится. И не только сын, но и внук. Мой сын, а твой господин и повелитель. Так что твое время придет. Терпеливо жди, когда оно настанет, а пока делай, что тебе говорят.

Ждать как раз было труднее всего. А уж ждать, когда великолепный султан умрет… Глупо, думала Сафия, скорее первым к праотцам отправится его сын. Кстати сказать, Сулейман уже успел благополучно пережить трех своих сыновей, а последний из оставшихся в живых, Селим, единственный наследник престола, тоже, похоже, не задержится на этом свете.

Да, в этом-то и крылась опасность. Принц Селим казался наиболее слабым звеном, вполне подходящим для того, чтобы слегка подкорректировать волю Аллаха. При первой встрече будущий султан, которому только-только стукнуло сорок, произвел на нее потрясающее впечатление — ничуть не меньшее, чем его отец. Одного взгляда, хоть и со значительного расстояния, Сафие было достаточно, чтобы воспламениться. Но потом, когда схлынул первый восторг и слегка развеялось сияние титула, который ему предстояло унаследовать, она смогла разглядеть и по достоинству оценить и его коротенькую тучную фигуру, и нездоровую бледность лица, увенчанного громадным тюрбаном, который, казалось, вот-вот свалится на землю. Поговаривали даже, что он вовсе и не сын Сулеймана Великолепного. Злые языки в гареме упорно твердили, что у красавицы Хуррем-султан был любовник. Сказать по правде, глядя на Селима, поверить в это можно было без особого труда.

А вот в то, чтобы Хуррем, эта потрясающе красивая и умная женщина — о ее красоте слагались легенды, существовавшие до сих пор, — решилась вдруг так опозорить себя, уже верилось с трудом. Поразмыслив на эту тему, Сафия решила, что в каждой семье отыщется своя паршивая овца и на дне бутылки с самым великолепным вином всегда найдется осадок. По ее мнению, это было наиболее разумным объяснением. Такова ирония судьбы: в то время как наиболее достойные сыновья султана — здоровые, красивые и умные — пали в борьбе за власть, жалкий заморыш Селим уцелел.

Из-за такого ублюдка даже и рисковать не стоило. К чему яд, если Селим и так убивал себя, причем делал это так старательно, словно ему не терпелось поскорее покинуть этот свет.

Здесь, среди турков, где употребление спиртных напитков считалось государственным преступлением и приравнивалось к оскорблению величества, к Селиму накрепко прилипла презрительная кличка «пьянчуга». Возмущенный отец писал ему письмо за письмом, убеждая сына «отказаться от мерзкого пристрастия». Все напрасно. Даже в Италии, где вино иной раз заменяет детям материнское молоко, Сафии никогда не случалось видеть более горького пьяницу, чем этот наследник трона Оттоманов. Может быть, думала она — и эта мысль приятно тешила ее гордость, — религиозный запрет, столкнувшийся с врожденной тягой к спиртному, пробудил в душе этого ничтожества демонов, которым он был не в силах противостоять? А то обстоятельство, что он, знавший об ожидавшем его высоком предназначении, был вынужден многие годы существовать в тени своего отца, нетерпеливо ожидая его смерти, только усилило его тягу к спиртному.

Итак, на Селиме нужно поставить крест. Его уже не изменить. Значит, лучше быть любимой его сыном, Мурадом. Сафия поплотнее завернулась в накидку, словно опасаясь, что воспоминания о минутах любви с этим, как она его называла, «чудовищем» вырвутся на свободу. Нет уж, пусть остаются в ее сердце. К тому же, находясь у самого подножия трона и при этом оставаясь в полумраке, она имеет полную возможность удовлетворять не только физические потребности, но и жажду знаний молодого принца, его растущий интерес к политике. Когда они только встретились, Мурад уже почти пал жертвой неодолимой тяги к опиуму, превратившись в его покорного раба. Сафие удалось положить этому конец, и сейчас юноша, проводя долгие часы в Диване, полностью отдал себя острой и возбуждающей политической игре, найдя в этом замену наркотику.

Даже Сулейман, равному по могуществу которому не было в целом мире, только жмурился от удовольствия, радуясь тому, как разительно изменился за это время его внук. В письмах султана — Мурад с гордостью показывал их Сафии — больше не звучало ни угроз, ни насмешек. Это были письма, которые один зрелый мужчина мог написать другому. Письма, в которых речь шла о самых важных государственных делах. Итак, если Селим — это слабое звено в цепи, то Мурад — ключ, которым она сможет ее отомкнуть.

В один прекрасный день у нее родится сын и тоже станет для нее таким же послушным орудием, как его отец. Но пока нет нужды заглядывать так далеко. В конце концов, с детьми всегда столько забот! Лишь те, кого Бог не наделил красотой и умом, могут рассчитывать, что беременность поможет им возвыситься. А пока что изготовленные Айвой противозачаточные свечи, в которых особые растительные смолы были смешаны с овечьим жиром, надежно служили ей: Сафия не намерена была позволить такой ерунде, как беременность, помешать ее планам.

Затея с галеоном, на котором они собирались плыть вдоль побережья, обернулась провалом. Это была идея Мурада. Непонятно, по какой причине, ему вдруг втемяшилось в голову придать романтическую окраску их отношениям. В своем неистовом желании порадовать ее он действовал чересчур поспешно и напролом. И к тому же совсем не в том направлении. Мурад так до сих пор и не понял, что лучший способ доставить удовольствие Сафие — снискать дружбу и доверие султана, а не пытаться ослепить ее пышностью.

Вспомнив убогий кеч, болтающийся у пристани в ожидании сиятельной четы, Сафия вспыхнула от стыда. Уму непостижимо, как они вообще не потонули, перебираясь на этом корыте через Босфор! В первый раз Сафия радовалась проклятой вуали, скрывавшей предательскую краску стыда на ее щеках. Но преподанный ей урок она усвоила твердо. И с этого дня намерена была неусыпно следить за причудами своего царственного любовника. Теперь она знала, что только разумная сдержанность и здравый смысл, а отнюдь не глупые мальчишеские выходки помогут Мураду вернуть доверие его царственного деда, а возможно, и вознесут его к вершинам власти.

Усилием воли Сафия взяла себя в руки. Убедившись, что на лицо ее вновь вернулась обычная прозрачная бледность, она снова принялась решать вопрос, который уже в течение многих дней не давал ей покоя: как наилучшим образом использовать расположение султана, как обратить его на пользу Мурада… ну, и себе самой, разумеется. Увы, не найдя достойного применения своим талантам и воинской доблести, молодой человек, вполне возможно, устанет ждать и еще, чего доброго, примется вновь прожигать жизнь — как это делает его собственный отец.