Кейси Майклз - Как укротить леди

– Дорогая, я у нее единственный сын, – смиренно проговорил Лукас, получая огромное удовольствие от игры.

– Х-ха! Удивительно, как твой покойный отец вообще решился когда-то подойти к ней! А вы! – накинулась она на хозяина. – Сколько вы еще намерены держать меня на ногах? Проводите меня немедленно в мою комнату, и чтобы через полчаса ванна была готова. Да, и пришлите мне какую-нибудь прислугу! Вашу жену или одну из ваших дочерей, только не как водится – пустую девчонку с длинными волосами, но с коротким умом. У вас наверняка полно дочерей. Ну? Мою комнату, эй, ты! И поживее!

– Да, мэм! – вскричал перепуганный насмерть хозяин и выбежал из-за стойки. – Мод! Мод! Бога ради, женщина, проводи леди в ее комнату! – Затем он быстро ретировался на прежнее место, переложив все заботы на могучие плечи супруги.

– Я займусь твоим багажом, дорогая, – кротко пробормотал Лукас, глядя, как Николь взбирается следом за женой хозяина по лестнице, надменно вскинув голову, так что было непонятно, каким образом она ухитряется не споткнуться на ступеньках. Лукас готов был аплодировать ей.

– Значит, вы будете мистер Пейн, сэр? – нервно осведомился хозяин, когда дамы ушли, и, выхватив из передника огромный носовой платок, вытер пот со лба.

– Да, видно, это имя [2] Пейн – от англ.pain, что значит боль. дано мне за мои грехи и с каждым годом подходит мне все больше… Но не важно, – быстро добавил маркиз, увидев, как хозяин натужно наморщил брови, стараясь понять смысл шутки.

– Да, сэр. Две спальни и отдельная столовая, верно?

– Да, господи, две спальни. А иначе разве она даст уснуть? – подмигнул Лукас хозяину, как мужчина мужчине, желая загладить неудавшуюся остроту.

– Мне ли уж рот раскрывать… Прошу прощения, сэр. Я хотел сказать, не мне судить, сэр.

Лукас подошел к стойке и, перегнувшись через нее, заговорщицки понизил голос:

– Да, приятель, ловко эти красотки нас надувают! Глядя на них, никогда не подумаешь, какие они на самом деле. А когда, наконец, поймешь, то уже поздно – все, ты уже попался в их сети и женился!

– Если уж на то пошло, сэр, они всегда притворяются не такими, какие есть, вот как я считаю, сэр. Не желаете ли пройти выпить пива, пока мы поднимем ваш багаж в комнату?

– А что, недурная мысль, дружище, – сказал Лукас. – Только скажу вам, она еще больше расходится, когда хочет есть. Надеюсь, мы приехали не слишком поздно и можем рассчитывать на холодный ужин, скажем, через полчаса? У вас есть ветчина? Моя жена обожает ветчину. Только, бога ради, приятель, срежьте жир, иначе она закатит такую истерику, что света не взвидишь.

– Мод проследит за этим. Ваша леди не увидит жира, буквально ни жиринки, сэр!

– Отлично. Пусть принесут поднос в комнату моей супруги. Я… Я выйду на минутку взглянуть на кучера и лошадей.

Лукас сам не помнил, как ему удалось выбежать наружу и спрятаться за угол дома, где он, наконец, разразился хохотом, прислонясь к стене, чтобы не упасть.

Нет, в постоялом дворе «У ворот» их ни о чем не посмеют спросить. Все только и будут думать, как бы не попасться на глаза Николь и, не дай бог, не оказаться вблизи ее комнаты.

После того как жена хозяина помогла Николь вымыть голову и закрепить волосы на затылке, девушка отослала ее, раздраженно заявив, что терпеть не может, чтобы рядом кто-то торчал, когда она принимает ванну. Услышав, как за Мод захлопнулась дверь, она по самый подбородок погрузилась в высокий бак с горячей водой и блаженно прикрыла глаза.

В глубине души она испытывала неловкость за свое наглое поведение, но это была вынужденная мера, невольная вина, которую Лукасу придется загладить щедрыми чаевыми.

Но он был великолепен, улыбнулась она, вынимая из воды большую морскую губку и поливая себя мыльной водой. Он вел себя в точности как робкий, забитый муж, какими выглядели мужья и поклонники ее матери, когда той приходила блажь показать им свою власть.

Конечно, притворяться, ломать комедию ужасно интересно. Но вообще Николь предпочитала быть самой собой. Долго притворяться той, какой на самом деле она не была, довольно утомительно и даже печально.

Рука Николь с зажатой губкой вдруг замерла на месте.

Ей вдруг открылось, что мать всю жизнь играла какую-то роль. Как же она раньше этого не поняла?!

Значит, она попросту не знала свою мать? Но какая Хелен Дотри была настоящей? Прелестной, благоухающей духами молоденькой мамой, весело наряжающей своих маленьких дочек, делая вид, что они собираются на бал? Или женщиной, тяжело переживающей смерть либо расставание с каждым из своих мужей или поклонников, как если бы она глубоко любила каждого из них?

Была ли врожденной та циничность, с какой она запросто рассуждала об интимных отношениях с мужчиной? Или она стала такой со временем, не зная иного способа заставить мужчину обратить на себя внимание, как только уступить его страсти? Только потому, что хотела быть любимой, что жизни себе не представляла без любви…

Ее мать придавала слишком много значения своей незаурядной, яркой внешности, зная, что больше ей нечем привлечь мужчину, ведь первый муж не оставил ей ничего, кроме троих детей и огромных долгов. Понятно, что теперь, когда она вынуждена прибегать к помощи румян и пудры, она старается не появляться в свете рядом с Лидией, такой юной и свежей.

В возрасте шестнадцати лет Хелен выдали замуж за человека, которого она не могла любить, за человека, который ею пренебрегал, бросал в деревне, а сам уезжал в город, где безудержно предавался игре. А потом он умер, семья же оказалась полностью во власти его брата – герцога, который распоряжался деньгами. Этот новый покровитель не испытывал симпатии к молодой вдове и предоставил ей с тремя детьми по-прежнему уединенно прозябать в маленьком обветшалом поместье Уиллоубрук. Так стоило ли удивляться, что она всеми силами старалась по-своему устроить свою жизнь?

Точно так же поступила бы и Николь, хотя и не тем способом, какой выбрала ее мать. Ее мать искала и до сих пор ищет человека, который избавит ее от одиночества, полюбит ее. И Николь, видевшая все это, но не понимавшая сути, решила, что сама она никогда не полюбит, никогда не допустит такой унизительной зависимости от мужчины.

Они были такими разными, мать и дочь, и вместе с тем такими похожими…

– Она боится, – тихонько промолвила Николь, и сердце ее на мгновение замерло, когда она почувствовала, что угадала правду. – Наверное, она всю жизнь боялась снова оказаться одинокой и заброшенной, а потому притворялась уверенной и развязной, только и думала о том, чтобы понравиться, поразить чем-то, чтобы ее заметили и полюбили, чтобы она наконец-то могла стать прежней, истинной Хелен.