Елена Лебедева - Утомленная балом

— Что если это станет известно вашему мужу?

— Да кто же вам поверит, милая? Вам, которая сама готова в любой момент кинуться в его объятия? А что, если я, в свою очередь, расскажу кое-что вашему мужу? — Софи смотрела прямо в глаза Лизе, словно гипнотизируя ее. — Вы-то сами не боитесь гнева, который может на вас обрушиться? Не боитесь кары, которая может вас уничтожить?

Лизу словно окатили грязными помоями, какие только могли найтись в последней ночлежке для бездомных.

«Какая жуткая женщина, сколько в ней желчи, сколько ненависти! Как можно любить такое чудовище?»

— Чего вы добиваетесь, Лиза? — продолжала наступление Софи. — Вы пришли сюда, чтобы меня обвинять? Но ведь это смешно, дорогая. Вы ничего не докажете, ничего! А вот я имею на руках доказательства.

— Какие доказательства? — дрогнула Лиза.

— С недавнего времени у меня находится одна занятная вещица, принадлежащая лично вам. Теперь попробуйте догадаться, что это. Не припомните?

Лиза ужаснулась. Она ясно помнила, как забыла на квартире у Мити ажурные чулки, на которых в свое время вышила собственные инициалы. Если Софи имеет в виду их… То Лиза пропала.

Пришлось играть по-крупному. Понимая, что исход разговора может ей навредить, Лиза решила блефовать.

— Ах, это! Безделица! — Лиза изобразила облегчение. — Не стоит и говорить! Какая вы, право, смешная.

— Что значит, безделица? А ваши инициалы, вышитые вашей же ручкой?

— Да кто вам сказал, что эта вещица — моя? — Лиза помнила, что на чулках были вышиты только две буквы «Е» и «Н», то есть Елизавета Нелицкая, а не Елизавета Вересова — Никто не видел эту вещь на мне, а инициалы могут принадлежать кому угодно. Да и где сама вещица? Кто сказал, что она у вас?

— Вот здесь вы заблуждаетесь, — Софи, словно заправский фокусник, извлекла из рукава ажурное кружево, которое Лиза сразу узнала. — По вашим глазам я вижу, что вещица вам знакома.

— Софи, вам доставляет удовольствие воровать чужие вещи? Для особы столь высокого положения это может закончиться визитом в полицейский участок.

— Воровать? — Софи рассмеялась. — Если хотите знать, Дмитрий Петрович сам мне это отдал… при определенных обстоятельствах.

— И каких же, позвольте узнать?

Софи отвернулась, демонстрируя презрение. Черноволосая бестия сперва хотела только подразнить соперницу, но теперь ей в голову пришла другая, оригинальная мысль.

— Вы правда хотите узнать? — и, не дождавшись ответа, она продолжала. — Несколько дней назад я была проездом у Мити. Так, дружеский визит, не больше. Митя был подавлен. Он искренне сетовал на одну жестокосердную молодую даму, к слову, замужнюю, — Софи бросила выразительный взгляд на Лизу, — которая обошлась с ним бесчеловечно, сначала приласкав его, а потом оттолкнув. Я возмутилась: «Разве можно так поступать с нашим лучшим другом?» Митя упал передо мной на колени. «Обожаемая, драгоценная Софи, — сказал он, — теперь я понял, что ни одна женщина не сравнится с вами в великодушии и понимании. Только вы, — продолжал он, — с вашим благородным сердцем способны меня понять». А в доказательство того, что он меня действительно любит, он отдал мне вот это, — Софи бросила Лизе чулок, — возьмите, он мне больше не нужен. Кстати, если соберетесь уходить, не забудьте закрыть дверь.

Лиза провожала взглядом женщину, удаляющуюся из гостиной с таким преувеличенным комичным достоинством, что в другое время и в другом месте она бы просто расхохоталась. Но теперь ей было не до смеха. Осмеяли скорее ее.

Лиза не помнила, как покинула особняк. Нанимала ли она извозчика, чтобы вернуться домой? Или прошла весь путь пешком, не помня себя от потрясения? Так или иначе, но дома она оказалась только к вечеру. Прислуга при виде ее забегала, засуетилась. Любаша усадила Лизу в кресло, растерла ей ноги, напоила чаем, потом уложила в кровать и сама отправилась за доктором. Позже приехал Николай Степанович, принял врача, а после просидел всю ночь у ее кровати, так и не сомкнув глаз.

— Лиза, где же ты была? — твердил он в полудреме.

Лиза не слышала мужа, погрузившись в тяжелый, похожий на забытье сон, в котором не было ничего, кроме расплывающейся, далекой фигуры Мити. Во сне она сидела на грязных досках — то ли в ночлежке, то ли в приюте для обездоленных — и рыдала. Митя не смел приблизиться к Лизе, а только твердил: «Прости меня, я этого не хотел…» Лиза, всхлипывая, его укоряла: «Как ты мог так со мной поступить? Ведь я тебя действительно любила!»

Очнулась Лиза только ближе к полудню. Голова опять страшно болела. Казалось, что во всем теле у нее не осталось живого места. Застонав, она попыталась сесть в кровати, но тут же рухнула на подушки.

— Николенька! — позвала она слабым голосом.

Муж был где-то поблизости, она это знала. Сейчас откроется дверь и войдет ее Николай, от присутствия которого ей станет легче. Прибегут слуги, напоят ее чаем, дадут лекарство.

Но вместо мужа в дверях появилась Любаша.

— Елизавета Павловна, вам записка, — сказала она шепотом.

— От кого?

— Не знаю… Странница принесла.

— Подойди сюда, — Лиза протянула ослабшую руку. — Дай мне листок… Иди… Нет, постой, побудь рядом.

Она развернула клочок дешевой бумаги, совсем не похожий на те надушенные листы, на которых обычно присылал любовные письма Митя, пробежала взглядом по незнакомому, но все же довольно ровному почерку.

«Оставьте Панина в покое! Ему ничего от вас не нужно, кроме вашей плоти. Побойтесь бога и кары божьей. Его покойная жена унесла с собой в могилу многие тайны, которые вам знать не следует».

— Любаша, огня! — вдруг крикнула Лиза.

— Барыня, да что с вами! Вы вся белая…

— Сожги это! Быстрее, прошу тебя!

— Да что сжечь-то?

— Иди сюда, возьми, — Лиза сунула лист в руку растерянной Любаше. — Умоляю, об этом никто, ни единая душа не должна знать. Сожги его, ступай!

— Хорошо, барыня. Как прикажете, — зажав в руке смятую бумагу, Любаша направилась к выходу. — Все сожгу, не сомневайтесь.

Прикрыв за собой дверь в господскую спальню, Любаша быстро расправила бумажку и стала суетливо ее читать, все время оглядываясь по сторонам. Потом она нахмурилась и спрятала листок за передник, отправляясь совсем не к камину, а в свою комнату.

А Лиза снова погрузилась в странный, полный несуразностей сон, уносящий ее в прежние дни.

Лиза не могла знать, что к ней заходил муж и долго сидел в ногах, думая о чем-то своем. Лизе не доложили, что он терпеливо расспрашивал Любашу, просыпалась ли хозяйка и что говорила — горничная на это ничего вразумительного не ответила, ввергнув Вересова в еще большую задумчивость. В обед был доктор, но не стал будить спящую, а только пощупал ей голову и пульс, потом велел, как только Лиза проснется, послать за ним в любое время суток.