Констанс Йорк - Воскреснуть и любить

Она ведь ничего о нем не знала. Все, что ей было известно, она поняла по намекам. Намеки эти были редкими, но, ох, какими многозначительными. Полный заботы голос, который она заставляла себя слушать в больничной суматохе. Вспышка теплоты в глазах, неизменно сменявшаяся ледяным, нарочито равнодушным взором. Предложение жениться на едва знакомой женщине только для того, чтобы защитить ее.

Он начал говорить, и с языка его стали слетать фразы дотоле неслыханные, словно каждая из них вырывалась из самой глубины его сердца. Голос у проповедника был звучный, а со словами он обращался так любовно, что они начинали звучать совсем по-новому, по-иному. Кэрол никогда не любила ходить в церковь, но теперь она знала, что могла бы слушать Энтони как зачарованная и жить от воскресенья до воскресенья. Он любил устную речь, ее нюансы и интонации и заставлял своих слушателей тоже любить ее. И наступал момент, когда они забывали о любви и уважении к своему пастырю и сосредоточивались только на его речах, на том высшем смысле, который звучал в них, а затем устремлялись в небеса — туда, куда и вел их пастырь.

— Большинству из вас я не скажу о смелости ничего нового. Многим приходится быть храбрыми, чтобы преодолеть бесчисленные препятствия на пути к храму. Многие сталкиваются с жизненными трудностями, и я могу себе представить, какая смелость требуется от вас, чтобы вставать и каждое утро смотреть в лицо этому враждебному миру. Но сегодня утром я хочу рассказать вам о других людях — людях величайшей смелости, слышавших голос Господа и видевших лик Божий. О мужчинах и женщинах, которые благодаря своей вере и своей чистоте изменили наш мир.

Входная дверь открылась, но Кэрол не обратила внимания на эту помеху. Ей не хотелось, чтобы Энтони прерывался: звук его голоса заставил ее унестись куда-то далеко-далеко, где смелые люди вступают в бой за то, во что верят, и рискуют жизнью, чтобы сделать мир лучше.

Проповедник неожиданно умолк, и смиренная прихожанка обернулась, пытаясь понять, что заставило его сделать это. В дверях остановился Джеймс, за его спиной стоял Габриель, а впереди гордо восседала в инвалидной коляске Мириам Менсон, мать Джеймса.

Кэрол посмотрела на Энтони. Он не двигался, но девушка видела, как он напряжен. Глаза преподобного искали ее, словно прикидывая расстояние и время, необходимые для того, чтобы защитить Кэрол от опасности. Затем его взгляд упал на парня у коляски. Наконец падре заговорил.

— Входите. Добро пожаловать.

Кэрол как завороженная глядела на лицо Джеймса. Оно странно преобразилось. Теперь юноша чем-то напоминал Энтони: его чувства — или то, что от них осталось за девятнадцать лет, проведенных на улицах Кейвтауна, — было так же невозможно прочесть. Он что-то проворчал Габриелю; затем, с двух сторон подталкивая кресло, они двинулись по нейтральному проходу к противоположной стороне церкви, миновав ту часть, в которой сидела Кэрол. Два дружка уселись с краю, а Мириам остановила кресло рядом с ними.

— Когда-то на свете существовала шайка из двенадцати человек, — вновь начал Энтони. — Она сложилась почти две тысячи лет назад. Эти двенадцать не сразу нашли друг друга. Кто-то из них был рыбаком, кто-то простым батраком. Им и в голову не приходило сплотиться, пока однажды не пришел некто и не сказал им: «Следуйте за мной».

Энтони сделал паузу и задумчиво продолжил:

— «Следуйте за мной» . Три слова. Простых. Понятных . «Следуйте за мной» . Но что бы вы сказали на их месте, если бы явился незнакомец, человек без всяких титулов, без авторитета, без искусства — кроме навыков простого плотника — и попросил вас бросить все? Что бы вы ответили Ему, если бы Он предложил вам оставить лодку, которая доставляла вам пропитание, тихое голубое озеро, кормившее вашу семью, и самое семью, жизнь и существование которой целиком зависели от вас?

— «Следуйте за мной» . — Энтони спустился с кафедры и подошел к первому ряду. — Что вы скажете, если некие чужие люди позовут вас следовать за ними? Что вы скажете, если незнакомец пригласит вас примкнуть к нему? Если незнакомец предложит вам бросить все, что дорого вашему сердцу, и предупредит, что воздаяния на этой земле вы не получите? Что вы станете делать?

Его взгляд остановился на Джеймсе.

— Но жизнь в шайке имеет свои преимущества, не так ли? Вы бросаете все, что любите, семью, старых друзей, которые боятся ваших новых приятелей, но зато получаете кое-что взамен. Внезапно вы становитесь частью чего-то большего. Мир расширяется. Находятся люди, которые заступятся за вас, а если понадобится, отомстят вашему обидчику, которые защитят ваши интересы, и жизнь перестает быть одинокой борьбой за существование.

— Может быть, вас призовут делать то, во что вы не верите. Но какой ценой вы заплатите за отказ? Если вы окажетесь изгнанным и никто не встанет с вами рядом, а мир превратится в одинокую, пугающую пустыню?

Его лицо исказила боль, и Кэрол стало ясно, что никто здесь не сомневается: Энтони хорошо известно, какой одинокой, пугающей пустыней может быть мир.

Он продолжал проповедь.

— Но шайка, состоявшая из двенадцати человек, была совсем другой. Не нашлось никого, кто вступился бы за них. А их предводителя распяли на кресте, и никто не сумел предотвратить этого. Они умирали один за другим, и никто не вмешался, никто не воздал врагам за их смерть, никто не вышел ночью на темные и опасные улицы и не прошил пулями дома их гонителей. Никто не носил по ним траура и не расписывал стены надписями с угрозой отомстить. Но зато нашлись те, кто посвятил себя распространению их учения. Они встречались в укромных местах, записывали рассказы об этих людях и передавали их другим. У них была своя «Свеча», как и у сегодняшних шаек. Было у них и оружие — слово. А когда эти рассказы распространились по всему свету, когда заветы двенадцати были исполнены, шайка двенадцати стала шайкой миллионов.

Энтони медленно двинулся по проходу и остановился перед Мириам.

— И во имя этой шайки двенадцати и их предводителя Иисуса из Назарета и его апостолов совершалось множество не только чудесных, но и ужасных вещей. Мы клялись их именем, уходя на войну, вели смертоносные крестовые походы ради целей, которые никогда не одобрил бы Иисус, обрекали своих братьев и сестер на бедность или смотрели на них сверху вниз только потому, что у тех была другая вера или цвет кожи. Такое случается сплошь и рядом, верно? Даже если группа людей руководствуется добрыми намерениями, она всегда может выйти из-под контроля. Даже предводители… — Энтони глянул в глаза Джеймса, а потом Габриеля, — даже лучшие из предводителей, самые умные и смелые, могут принять неправильное решение.