Лиз Карлайл - Тень скандала

— Что именно? Что он ищет меня? — уточнила Грейс. — Или его поведение?

— И то и другое! — огрызнулась леди Абигайль, выпрямившись на кушетке. — О Боже! Голова все еще кружится. Дай мне мою нюхательную соль.

Грейс подала ей флакон, а затем с помощью Мириам снова устроила тетку на кушетке. Горничная наполнила стакан укрепляющим средством, плеснув туда немного бренди.

Пришло время, поняла Грейс, возвращаться домой, в Париж — пусть даже она не чувствует себя там дома. Она родилась в Лондоне, в этом самом доме, и провела детство во Франции и Испании, но лишь в Алжире обосновалась по-настоящему. А ее последнее путешествие в Париж — с умирающим отцом — было просто ужасным.

Но положение незамужней женщины в Северной Африке было весьма неопределенным, на таких едва ли не показывали пальцем, и ей пришлось уехать. Куда — едва ли имело значение. Она выбрала Лондон. Но теперь, когда Итан умер, Англия ее детства больше не казалась гостеприимной.

Когда укрепляющее снадобье у тетки почти закончилось, Грейс придвинула свой стул ближе к кушетке.

— А этот полицейский, тетя Абигайль? — тихо сказала она. — Вы запомнили его имя?

— О Господи, конечно, нет! — Леди Абигайль щелкнула пальцами, глядя на Мириам, и та, выскочив из комнаты, вскоре вернулась с серебряным подносом, где лежала визитная карточка. Что выглядело довольно странно. Вряд ли обычные полицейские имели при себе визитные карточки.

— Вы уверены, тетя Абигайль, что это был полицейский?

— Он вполне мог им быть! — заявила та.

На Грейс вновь нахлынула усталость, от которой ее недавно избавил лорд Рутвен. Вздохнув, она взяла карточку. Ройден Нейпир.

— Боюсь, тетя Абигайль, он не полицейский, — тихо сказала она.

— Я и не говорила, что он был в форме, — фыркнула леди Абигайль, сцепив руки. — Я велела ему оставить этих типов в синих мундирах на улице. Но у него был такой вид, что я… В общем, я не посмела не впустить его, хотя, клянусь, и не выказывала ему особого почтения.

— Мне очень жаль, — сухо отозвалась Грейс. — Надеюсь, вас утешит сознание, что вы принимали чиновника, стоящего лишь на пару ступенек ниже министра иностранных дел.

— Министра иностранных дел? Что ты имеешь в виду?

Грейс вернула карточку на поднос.

— Мистер Нейпир, — сказала она, — комиссар Скотленд-Ярда.

«И возможно, — добавила она про себя, — моя судьба».

Рутвену не потребовался дар ясновидения, чтобы на следующий день найти резиденцию покойного Итана Холдинга. Утренний туман слегка рассеялся, и хотя монументальные белые здания, выходившие на Белгрейв-сквер, выглядели почти одинаково, облаченные в черное участники похоронной процессии, материализовавшиеся из белесой мглы у подножия парадных ступеней одного из особняков, безошибочно указывали на дом Холдинга.

Рутвен поднялся по ступенькам и протянул карточку дворецкому, назвав свой титул с высокомерной снисходительностью. Вскоре его препроводили через беломраморный холл с высокими сводами в огромное, роскошно обставленное помещение, называемое — очевидно, с иронией — малой гостиной. Оглядевшись по сторонам, Рутвен нашел убранство чересчур пышным, хотя зеркальные простенки между окнами были задрапированы черным крепом, позолоченные часы на каминной полке не работали, а шторы были задернуты из уважения к покойному.

— Какая впечатляющая комната, — заметил он.

Дворецкий помедлил на пути к выходу, бросив на него странный взгляд.

— Мистер Холдинг сам спроектировал ее, — сообщил он, — когда купил этот дом три года назад.

— Вот как? — промолвил Рутвен, озираясь. — А где он жил до этого?

— В Ротерхите, — отозвался дворецкий, — в фамильном доме недалеко от верфи.

— Понятно, — кивнул маркиз, сообразив, почему Холдинг пожелал сменить место жительства. Ротерхит, с его доками, верфями и складами, был по большей части рабочим районом.

Он прохаживался по гостиной, делая вид, что восхищается золоченым фризом, обрамлявшим потолок, когда его внимание привлекли голоса, доносившиеся из парадного холла. Бросив взгляд через распахнутые двойные двери, он увидел высокую красивую женщину с пышными темно-рыжими волосами, которая спускалась по лестнице под руку с худощавым лысеющим джентльменом. За ними следовали лакеи с сумками и коробками.

— Пусть все оставят здесь, Джозайя, — велела дама, обращаясь к своему спутнику, — пока не подадут карету. — Я на минутку, — бросила она, направившись в гостиную.

Фенелла Крейн, дама лет тридцати, была в дорожном костюме и черной шляпе с вуалью, как и мадемуазель Готье. Рутвен с облегчением отметил, что она уже натянула перчатки. Несмотря на вуаль, он мог видеть ее глаза, взиравшие на него с любопытством. И с каким-то непонятным чувством.

Рутвен подошел к ней и почувствовал настороженность, смешанную с гневом — вполне понятным, учитывая чудовищное преступление, которое совершилось здесь совсем недавно. Он шагнул вперед и поклонился, молясь, чтобы она не стала интересоваться, насколько близко он был знаком с покойным Холдингом.

— Извините за беспокойство, мисс Крейн, — учтиво произнес он. — Вижу, вы уходите.

Дама натянуто кивнула, но, слава Богу, не протянула руку.

— К сожалению, да, — отозвалась она. — Прошу прощения, милорд, мы уже встречались?

— Нет, — признался маркиз, зная, что его лицо не из тех, которые забывают.

— Я польщена оказанной мне честью, — сказала она, хотя ее тон свидетельствовал об обратном. — Но, боюсь, мне пора. Кузен Джозайя любезно согласился проводить меня к Лестерам. Нас ожидают к чаю.

— В таком случае позвольте мне выразить мои глубочайшие соболезнования, мэм, — сказал он. — Ваш брат был прекрасным человеком и…

— Сводный брат, — перебила она.

— Вот как?

— Итан был моим сводным братом, — уточнила она дрогнувшим голосом. — Хотя я любила его как родного.

— А, — сказал Рутвен. — Извините.

— Не за что. А теперь, сэр, не могли бы вы объяснить, что я могу сделать для вас перед уходом? Видите ли, я живу в другом месте и не намерена возвращаться, пока эта ужасная история не уладится. Мы даже не можем похоронить… бедного Итана до завтра.

— Мне очень жаль, — снова сказал он. — Ваш дворецкий объяснил, что вы всего лишь заехали за вещами.

— Очень немногими вещами, — натянуто отозвалась она. — Полиция делает все, чтобы создать нам максимум неудобств. Кажется, они вообразили, будто кто-то из нас убил Итана.

Рутвен приподнял бровь.

— Как ужасно с их стороны!

— Не говоря уже о нелепости подобных предположений, — подхватила она. — Никто здесь не желал зла Итану. Напротив, все любили его.

Рутвен сомневался, что человек, добившийся коммерческого успеха, мог пользоваться всеобщей любовью, но воздержался от замечаний.