Эмма Уайлдс - Влюбленный виконт

Тетка Майлза так и ахнула.

— Элизабет!

Девушка тут же покраснела, но взгляд ее не дрогнул.

— Так я слышала, и если он критикует мое поведение, быть может, мы можем рассмотреть его поведение тоже.

Это обвинение было настолько близко к истине, что Майлза гоже обдало жаром. В отношении графини он был скорее преследуемым, чем преследующим, но он не знал, что слухи об этом распространились так широко, что достигли невинных ушек его кузины. Однако он не уложил графиню в постель, и не потому, что леди этого не хотела. Он считал, что любовь к Элизабет мешает случайным связям, и единственное, в чем его можно было бы обвинить, это в безвредном флирте.

— Моя репутация не проблема, — чопорно проговорил он. — И у нас здесь не состязание.

— Я танцевала с мужчиной на виду у сотен человек. Моя репутация тоже не проблема.

— Спроси Люка, сочтет ли он, что Питер Томас — подходящий поклонник для тебя. — Пусть ее брат выразит свое мнение в дипломатичной форме. Если Майлз и был в чем-то уверен в жизни, так это в том, что Люк в данном вопросе согласится с ним.

— Хорошее основание для того, чтобы предложить моей матери увести меня с бала на глазах у всех.

Она была права, но и он тоже, и этот тупик раздражал его.

— Я знаю о нем такое, чего не знаешь ты.

В ее глазах был обычный вызов.

— Ну так расскажи.

Он прибег к неудачному объяснению. Кроме того, ему не хотелось повторять ей сплетни.

— Не расскажу.

— Тогда ты меня извинишь, если я не стану придавать особого значения твоим возражениям, потому что все, что ты думаешь, не имеет значения.

— Элизабет, — твердым голосом остановила дочь Сьюзетт, чей сердитый взгляд переходил с одного на другую с тех пор, как началась эта перепалка, — кроме вашего благополучия, у Майлза нет никаких причин возражать против кого-либо, кто выразит к вам интерес. Я думаю, что в этом вопросе вы ведете себя крайне неосторожно.

К счастью, никто не заметил, как он вздрогнул. Потому что у него были самые веские причины возражать против всякого, кто станет ухаживать за Элизабет, но он пытался защитить ее. Томас, без сомнения, не может не вызвать возражений.

— Спроси у Люка насчет Питера Томаса, — коротко сказал он. — Я не хочу больше говорить об этом.

Он, видите ли, не хочет.

От этого мужского высокомерия Элизабет хотелось закричать. Она уставилась на Майлза, думая о том, что ей станет легче, если она обмотает его шею шейным платком и начнет душить.

Скорее всего, решила она.

В действительности же она сама пришла к выводу, что лорд Питер слишком нарочито очарователен. Быть может, она молода и ее опыт светской жизни ограничивается несколькими месяцами со времени первого выезда, но голова у нее работает очень неплохо и она в состоянии отличить истинный интерес от расчетливого флирта. Единственная причина, по которой она танцевала с ним три раза, заключалась в том, что он оказался забавным собеседником и прекрасным партнером. Ничего больше.

Ей вряд ли требовалось вмешательство Майлза.

— Вот и хорошо. Но позволь мне сказать, что это…

Человек, сидевший напротив нее, вытянув длинные ноги и слегка опустив густые ресницы, издал тихий театральный стон и не дал ей договорить.

— Я знаю, Эл, ты бы не позволила ему зайти слишком далеко. Господи, неужели нужно продолжать этот разговор? Мы снова начнем препираться. Я высказался. Хватит об этом.

— Я не пустоголовая кукла, Майлз, — заявила она, отбросив его предложение. — И вполне в состоянии сама принимать решения, в том числе и насчет того, с кем мне танцевать и сколько раз.

— Ты можешь так думать, но сегодняшний вечер не совсем это доказывает. — Его голос был таким мягким, что это могло довести ее до исступления. — Скажи, он пытался уговорить тебя выйти с ним на террасу?

Человек, о котором они говорили, пытался это сделать. Пытался дважды, предлагал подышать свежим воздухом и полюбоваться звёздным небом. Заметив ее колебания, Майлз пробормотал:

— Ага. Так я и думал.

— Я отказалась. — Элизабет е трудом подавила не подобающее леди желание шлепнуть по его красивому самодовольному лицу. — Поэтому не нужно считать, что, если ты сунул сюда свой нос, это что-то изменило в моем поведении, разве только унизило меня, поскольку мама так демонстративно увела меня с бала.

— Я бы не назвал это унижением.

Он поднял темную бровь и скривил губы.

— Будь уверен, в следующий раз, когда ты будешь танцевать с той, кто мне не нравится, я непременно дам тебе знать.

— Ты ужасно отстаиваешь свою правоту, не так ли?

— А ты ужасно самонадеян.

— Господи, — твердо вмещалась леди Сьюзетт, не скрывая своего раздражения, — довольно. Майлз — взрослый человек, и может танцевать с кем пожелает. Я, например, ценю его беспокойство и заботливость.

Скорее это можно было бы назвать вмешательством, но Элизабет ради матери удержалась от очередного саркастического замечания и просидела молча всю дорогу до дома, прислушиваясь к громыханию колес по мостовой. К тому времени, когда карета остановилась и лакей поспешил открыть дверцу, в ней начало утверждаться противоречивое чувство внутреннего удовлетворения. Быть может, ее реакция действительно была немного детской — ведь Элизабет была убеждена, что в достаточной степени взрослая и может судить о характере мужчины даже при коротком знакомстве, — но Майлз умел довести ее до точки кипения, когда они спорил и, а это случалось нередко.

Она, разумеется, чувствовала, что у Питера Томаса есть скрытые мотивы продолжать свои льстивые ухаживания, так что не ошиблась, утверждая, что в состоянии сама разгадать — по крайней мере в данном случае — природу его ухаживаний. Но это означает, нехотя призналась она, позволяя Майлзу заботливо высадить ее из кареты, что он тоже прав.

Странно, но даже поссорившись из-за чего-нибудь, в главном они обычно соглашались. У них всегда было так.

— Ну что, мир? — тихо спросил он, задержав руки на ее талии и глядя ей в лицо.

«Сколько раз мы говорили друг другу эти слова», — подумала, она. Однако сейчас перед ней стоял не тот маленький мальчик, который толкал ее в грязь или предлагал удрать из дома и перейти вброд реку, что особенно строго запрещала им няня. Звездный свет обрисовывал четкие линии подбородка и изгиб бровей, и хотя в его золотистых глазах не было и тени сожалений, она обычно обнаруживала, что долго сердиться на него не может.

— Мир, — кивнула Элизабет, внезапно ощутив жар его ладоней сквозь ткань платья. — Если ты скажешь, почему лорд Питер такой нежелательный поклонник.

— Никогда. — Он опустил руки, лицо его внезапно стало непроницаемым. — Это не для твоих ушей, Элизабет, поверь мне.

— Ты старше меня всего на два года с небольшим. — В ее тоне прозвучала явная досада. — Почему ты можешь знать эти явно позорные вещи, а я не могу?