Робин Максвелл - Синьора да Винчи

— Теперь нам остается только ждать, — резонно заметил он. — Лучше пока уйти куда-нибудь, иначе эти восемь часов покажутся нам вечностью.

Мы послушались его и пошли на природу, решив пообедать al fresco [44] На свежем воздухе (ит.). и прихватив для этой цели покрывала и подушки. Подходящее местечко нашлось на вершине одного из холмов, в уютной тени деревьев, спасающей от жаркого солнца. Леонардо не расставался с записной книжкой и лихорадочно зарисовывал в ней по памяти камеру-обскуру, труп и зеркальный восьмигранник. Зороастр, непривычный к праздности вне боттеги, бесцельно слонялся рядом и доводил Леонардо до белого каления.

— Ты можешь посидеть спокойно? — злобно спрашивал маэстро у своего помощника.

— Позволь показать тебе кое-какие осенние растения, — пожалев их обоих, предложил папенька Зороастру. — Их свойства ускоряют процесс разложения.

К вечеру ожидание сделалось невыносимым, и по дороге домой мы были не силах даже разговаривать друг с другом.

В мастерской, затаив дыхание, мы обследовали творение наших рук и обнаружили с большим облегчением и отчасти с изумлением, что на холсте запечатлелся некий темный призрачный образ. В нем были ясно различимы затылок, шея, плечи и силуэт спины с отчетливыми, почти черными отметинами, далее ягодицы, бедра и икры. Левая половина тела получилась менее отчетливой.

Леонардо не помнил себя от восторга: о подобном он и во сне не мечтал! От радости он тискал нас в объятиях и, когда плащаницу растянули для просушки, повлек всех в кухню, где нас уже ждал холодный ужин. Чтобы отпраздновать событие, Леонардо велел Зороастру почать новую бутыль с вином. Он уверял нас, что в этот день мы совершили чудо всему миру на удивление. Если бы Альберти видел нас в тот момент, то непременно поднял бы за нас тост, ведь даже сама Природа пожелала благословить нас — гениальных ее детей.

На следующее утро, войдя в мастерскую, я увидела мертвеца перевернутым лицом вверх. Его скрещенные спереди руки прикрывали гениталии. На теле трупа появились новые шрамы: проколы на запястьях и ступнях, словно от гвоздей, и разрез на боку, имитирующий рану от копья римского центуриона. Большие пальцы его кистей скрепляла нить, чтобы удерживать руки в одном положении, а ноги были уложены параллельно друг другу. Они оказались столь длинными, что решено было их немного согнуть, чтобы на столе уместилось все тело. Леонардо пришлось для устойчивости положить под колени покойника подпорки. Зная чувствительность сына, я искренне надеялась, что на этом отвратительные приготовления к опыту закончатся.

Однако слишком жаркое солнце пагубно воздействовало на труп уже не вчерашней давности. Когда заново установили у окон зеркала, наш бедный Иисус начал откровенно смердеть. Зороастр предложил обойтись сегодня без зеркал, но Леонардо высказал опасение, что оба изображения получатся неравнозначными.

На этот раз мы остались в доме и неотлучно находились рядом. Каждый час кто-нибудь из нас вставал из-за стола, за которым мы вели принужденную беседу, и шел проверить состояние мертвеца. За обедом никто почти ничего не ел, и, когда Леонардо вернулся из мастерской с вестью, что пока все в порядке, папенька, сочувствуя нашему отчаянному ожиданию, вдруг стал рассказывать.

— Я взял в жены красивейшую из индианок. — Его лицо разом смягчилось, а на губах заиграла улыбка. — К тому времени она успела овдоветь, хотя вовсе не была старухой — не то что я, — но и молодушкой я ее тоже не назвал бы. Я несколько лет путешествовал, прежде чем судьба привела меня в селение, где жила Майна — так ее звали. — Папенька пристально глядел на свою ладонь, словно держал в ней медальон с ее портретом. — Когда мы с ней познакомились, она уже считалась парией. Не подумайте, что неприкасаемой — это совсем иное. По рождению Майна принадлежала к верховной касте браминов и одиннадцати лет от роду была выдана замуж за человека, равного ей по положению. Но ее супруг оказался настоящим извергом, немилосердно избивал ее и всячески поносил, угрожая, что, если она ослушается его повелений, он позволит своей матери поджечь ее.

Я непонимающе захлопала глазами, и папенька пояснил:

— В Индии существует такой обычай — поджигать жен. Если свекровь недовольна невесткой, она запросто может облить бедняжку маслом и подпалить ее.

Папенька добился того, чего и ожидал: нас до того ошеломили дикие индийские обычаи, что мы напрочь позабыли и о нашем заговоре, и о трупе в мастерской.

— Свекровь потом, наверное, платит выкуп за содеянное? — предположила я.

— Нет, она остается безнаказанной. В Индии, видите ли, женщин хватает, и с ними не церемонятся. Вдовец всегда подыщет себе новую, более покорную супругу.

— Убийца не скрывается, и его никто не карает! — возмущено вскричала я.

— Если убита женщина, то да, — кивнул папенька. — Индусы верят, что только мужчинам от рождения дана душа, а женщины обретают ее лишь после свадьбы.

— Что за нелепица? — удивился Леонардо. — Я-то думал, что в индийском пантеоне богов есть и богини…

— Есть, — подтвердил папенька. — Но на индийском континенте все так запутанно — я сам до сих пор толком не разобрался.

— А почему твоя жена стала парией? — поинтересовалась я.

— Наверное, мой ответ возмутит вас еще больше, — улыбнулся папенька с затаенной гордостью. — Муж Майны умер от лихорадки, которой она тоже заразилась, когда ухаживала за ним. Болезнь едва не свела ее в могилу, но Майна выкарабкалась. Однако, когда родственники мужа собрались кремировать его тело — в Индии покойников обычно сжигают, — они начали принуждать ее совершить «сути».

Мы воздержались от вопросов, зная, что папенька и сам не прочь ошеломить нас.

— Пока горит погребальный костер, добропорядочные индийские жены бросаются в него по доброй воле. — Он улыбнулся во весь рот. — Майна вовсе не отвергала этот старинный обычай. Она сказала мне, что охотно перешла бы в следующую свою инкарнацию, если бы ее супруг не был при жизни таким ослом.

Этот мрачноватый юмор вызвал у нас невольный смех.

— Отказом погибнуть в пламени Майна навлекла на себя презрение и мужниной, и собственной родни. Они все сочли себя опозоренными. Когда я приехал в их селение, Майна жила на городской окраине, перебиваясь тем, что продавала козье молоко хозяйкам, которые втайне сочувствовали ее беде.

— И она согласилась вместе с вами уехать из того злосчастного места? — догадался Зороастр.

— Она стала спутницей в моих скитаниях, — кивнул папенька, — моей провожатой, а когда я, сам кое-как владея хинди, обучил ее итальянскому языку — еще и переводчицей. Она была поразительно красивой и, как вы теперь сами убедились, деятельной и своенравной женщиной. — Он улыбнулся Зороастру. — Майна очень напоминала мне мою дочку, мать Леонардо. Вместе с женой мы исходили вдоль и поперек всю Индию. В жизни у меня не было лучшего друга, чем она. — У него вдруг задрожал подбородок. — Майна была гораздо младше меня. Мне и в голову не могло прийти… — Он снова посмотрел на свои руки и надолго замолчал. — Что она уйдет раньше меня.