Анна Годберзен - Зависть

Она видела это в его глазах, когда заметила Генри на другой стороне оживленной улицы тем утром, когда думала, что покидает Нью-Йорк навсегда. Он был сокрушен, наблюдая, как Диана уходит от него. И тот же взгляд Элизабет узнала час назад, увидев на крыльце переминающегося с ноги на ногу Генри, и понадеялась, что ему наконец-то удалось поговорить с Дианой о том, что было написано в тех письмах, которые девушка столь стремительно сожгла.

– Я никогда не бывала во Флориде, – сказала Лина.

Конечно, не бывала, слегка жестоко подумала Элизабет.

Лина и Пенелопа обменялись красноречивыми взглядами, и Пенелопа произнесла:

– Конечно же, ты должна поехать с нами, Каролина. Мне нужно будет с кем-то общаться, пока мужчины развлекаются. Элизабет, ты тоже могла бы к нам присоединиться – Пенелопа замолчала и посмотрела в голубые глаза старшей мисс Холланд, зрачки которой начали расширяться при этих словах. Элизабет мысленно похвалила себя за отсутствие аппетита, потому что если бы съела хоть что-нибудь, то от такого откровенного лицемерия не смогла бы удержать пищу в себе. – Мы не проводили время вместе так, как раньше с… когда это было в последний раз? В октябре?

На секунду Элизабет захлестнула волна ненависти, но вскоре схлынула. Элизабет знала, что может простить Пенелопу, потому что вся жестокость, которую та проявила по отношению к Лиз, закончилась одним – Элизабет несколько месяцев прожила с Уиллом, не таясь и не чувствуя вины, омрачавшей их любовь в Нью-Йорке. А если Пенелопа отняла у Дианы самое ценное, то сделала это лишь потому, что преследовала собственные цели со своей всегдашней безжалостностью.

В горле у Элизабет пересохло, когда она вновь посмотрела на старую подругу. На другом конце гостиной дамы с перламутровыми пуговицами на воротничках, сидящие за столиками по четверо, продолжали восторгаться антиквариатом, парижской модой и охотой на Лонг-Айленде, но за ближним к камину столом воцарилась тишина. Все взгляды были прикованы к Элизабет.

– В октябре, – помолчав, подтвердила она.

– Просто подумай, – продолжила Пенелопа, изящно поставив локоток на белую скатерть. – Мы сможем купаться в океане и гулять по берегу, и будем так далеко от всех этих сплетен и глупостей!

При мысли о теплом солнце, пальмах, зонтиках и купальных костюмах желудок Элизабет сжался. Все знакомые им женщины, в том числе и присутствующие за этим столом, были искусны в легкомыслии. Сама идея дальней поездки с бешеными тратами, чтобы в итоге заняться теми же сплетнями, только при лучшем освещении, была ей противна. Но прежде чем девушка успела ответить, вмешалась её мать:

– Как великодушно с твоей стороны, Пенелопа. – По мимике пожилой леди можно было определить строгость, в которой ей нельзя было отказать. Элизабет окинула взглядом стол, на котором был разложен ржаной хлеб и стояли изящные маслёнки и прочие хрупкие фарфоровые предметы сервиза, которые можно было выставить на стол под предлогом позднего завтрака. – Конечно же, Элизабет с радостью поедет.

От изумления глаза Элизабет округлились. Она не могла поехать – все её нутро бунтовало против даже мысли об этом путешествии. Маленькие черные глаза матери сверлили взглядом дочь, а пальцы нетерпеливо постукивали по столу, пока она ждала от Элизабет должного ответа. Улыбка Пенелопы тем временем превратилась в гримасу. Элизабет лишь слегка повернула белокурую головку и мельком взглянула на сестру в поисках поддержки.

Диана сидела за соседним столиком, поставив левый локоток на деревянную спинку стула, и тут же наклонилась, поняв, что к ней беззвучно взывают. Ей большие влажные глаза моргнули, и на секунду Элизабет поверила, что сестра придет ей на помощь.

Затем Диана сказала, перекрикивая голоса обеих мисс Уитмор:

– Флорида? Наверное, это очень весело!

Элизабет снова перевела взгляд на мать и поняла, что замечание Дианы вызвало на лице пожилой леди нехарактерную улыбку.

– Но это же так далеко, – пробормотала она.

– Я поеду с тобой, если ты боишься расстояния, – радостным голосом предложила Диана, и Элизабет тут же поняла, что намерена устроить сестра. – Я крепче тебя и присмотрю за тем, чтобы тебе было удобно.

Пенелопа сняла локоть со стола, словно в растерянности, и поправила плиссировку юбки. Вновь обретя способность улыбаться, она повернулась к Элизабет:

– Чудесно! У нас будет целая компания!

Элизабет открыла глаза и перевела взгляд с настойчивой матери на это в высшей степени лживое лицо, понимая при этом, что желание держаться подальше от Пенелопы обусловливалось не только прошлыми деяниями новоиспеченной миссис Шунмейкер, но и тем, что она способна натворить в будущем. Стремления Пенелопы для самой Элизабет больше не имели значения, но она начала осознавать, наблюдая за этим, до боли обворожительным, лицом, что не стоит бесполезно тратить время, прячась в доме, ведь это никак не сможет даже обезопасить ни саму Элизабет, ни её сестру.

– Ты уверена, что для Дианы найдется место? – спросила Элизабет, краем глаза замечая, что дыхание Дианы стало прерывистым, а взгляд беспокойно следит за всем происходящим за столом у камина. На лице отражалась неприкрытая надежда. – Дело в том, что я ещё не совсем здорова, и поэтому сестра должна меня сопровождать, чтобы помочь мне в столь дальней поездке.

– Конечно! – воскликнула Пенелопа. – Хотя, – чуть громче продолжила она, чтобы донести свою мысль и до стоящих в отдалении столов, – я считаю тебя сестрой, и думаю, что мы с тобой вполне смогли бы помочь друг другу во всем. Но твоя сестра – и моя сестра тоже, – она на мгновение замолчала, бросая взгляд на Диану. – И, разве я не говорила, что чем больше народу, тем веселее?

– Я думаю, что обеим моим девочкам путешествие пойдет на пользу, – с непривычной почтительностью сказала миссис Холланд. – Спасибо вам, миссис Шунмейкер.

– Как же мы повеселимся, – заключила Пенелопа, сделав пугающее ударение.

Будучи опытной дебютанткой, Элизабет в совершенстве владела искусством ловких уклончивых ответов и невинной лжи – конечно же, всегда в целях сохранения вежливости и пристойности. Ей никогда не нравилась чрезмерная ложь, потому что Элизабет не любила всё, что может попасть в ужасную категорию «слишком». Но глядя на Пенелопу, на её крупные привлекающие внимание черты лица, на ярость в огромных глазах, Элизабет осознала, что серьезный обман – единственный способ защитить себя и сестру. Она подумала о Генри и Диане на крыльце, глядящих друг на друга смущенно и грустно, словно два щенка, впервые в жизни наступивших в лужу и все ещё не понимающих, что произошло, и поняла, что желает расточать ложь. Она встала, наполнила легкие воздухом и посмотрела Пенелопе в глаза: