Луиза Аллен - Замужем за незнакомцем

— Сделай так, чтобы я забыла обо всем, — прошептала она, не зная, что за этим последует.

Не прерывая поцелуя, он поднял ее на руки и положил на постель. Быстро скинул халат, под которым, как она и подозревала, ничего не было. Она закрыла глаза. Но он сел в ногах и взял в руки ее ледяные ступни, окоченевшие от долгого сидения без ночных туфель. Его сильные пальцы начали массировать ее ступни, щиколотки, потом он провел открытой ладонью по ноге, до самых колен. Она лежала, глотая слезы и стараясь вызвать в себе ответную страсть. Но Каллум не спешил. Он тихонько погладил нежную кожу под коленом. И вдруг осторожно, не применяя силы, раздвинул ее колени. Она лежала без движения, не сопротивляясь, пока он целовал внутреннюю часть ее бедер, поднимаясь все выше. Она ждала всего что угодно: грубого насилия, наказания, но не этой нежности. Она не заслужила ее. Пусть лучше он будет несдержан, причинит ей боль, она понесет заслуженное наказание, потом им будет легче. Ее ночная сорочка сбилась наверх, она выгнула спину, чтобы он мог отодвинуть ее, и снова легла. А его поцелуи становились все нежнее, прикосновения все интимнее, и вот она уже задыхалась от нетерпения. Наслаждение, последовавшее за нетерпеливым ожиданием, было таким острым, что все мысли исчезли, руки ее вцепились в простыню, она уже не сдерживалась, стоны становились все громче. Отпустив простыню, она прижала к себе его голову, и ее тело отозвалось немыслимой волной наслаждения. Наконец, она затихла и лежала обессиленная и опустошенная.

— А теперь спи. — Он встал, надел халат и вышел.

Она еще долго лежала, глядя на мигающее пламя свечей и не понимая, как она не умерла от той сладкой пытки, такого наказания, которому он подверг ее сегодня.

— Миссис Чаттертон дома, Хоуксли? — спросил Каллум, отдавая дворецкому шляпу, хлыст и снимая перчатки.

Он явился домой рано — все равно работа сегодня не ладилась. Утром он ушел из дому, не дожидаясь завтрака, потом выпил кофе в Сити. Ночью он почти не спал, но на этот раз в коротком сне обычный кошмар с участием Софии почему-то не явился — осталось только облако тумана, в который она ушла навсегда. Какую боль она причинила ему своим недоверием! Отчаяние и страх, охватившие его, помогли ему по-настоящему понять, что он любит Софию и не хочет ее терять.

Он не мог забыть того, что произошло вчера в ее спальне. Каллум явился в ее спальню с намерением наказать ее, но воспоминания возвращались к той небывалой нежности, которую он испытал, и тому, как страстно она откликнулась на его ласки.

Это не было его победой: он ушел, потому что понимал, если останется, то не сможет удержаться от признаний и скажет, что любит ее.

— Мадам сказала, чтобы вы зашли к леди д’Онэ, когда вернетесь, сэр, — сообщил Хоуксли.

— Так она сейчас там? — удивился Каллум.

— Да, сэр. Наверное, леди решили обменяться своим гардеробом, сэр. Потому что Чиверс взяла с собой большую дорожную сумку.

Он почувствовал, как судорогой свело желудок, — знакомый признак. Он приказал себе не паниковать. Это глупо, она не могла…

И вскоре он стоял на пороге дома Эврил и Люка, чувствуя, как сильно колотится его сердце, с трудом переводя дыхание.

Дверь открыл дворецкий:

— Добрый день, сэр. Леди в гостиной… Я сейчас скажу, что вы здесь.

Но Каллум уже с радостным возгласом устремился в гостиную и… замер на пороге. Там сидели только две дамы — Эврил и Дита, рядышком, на софе, и смотрели на него с ужасом. На лице Диты он не видел такого выражения даже во время катастрофы.

— Где она? — требовательно спросил Каллум. Вид у него был такой решительный, словно он собирался вытрясти из них ответ любым способом, если понадобится.

— Мы не знаем, — ответила Дита. Она встала и протянула ему письмо. — Сказала, что отправляется туда, где может успокоиться и найти тепло и комфорт.

— Тепло?

— Я тоже не поняла. Она просила нас передать тебе, что не собирается покидать тебя, что, если ты захочешь, она вернется. Но ей надо побыть одной.

Он перевел взгляд с письма на их лица.

Клянусь, мы говорим правду, — заверила его Эврил.

Он резко повернулся, пронесся мимо дворецкого и направился домой. Домой? Без Софии это не домашний очаг, а просто дом, место, куда приходят ночевать.

Каллум вошел в холл и, нетерпеливо сломав восковую печать, вскрыл письмо. Ярко-красные обломки усеяли пол, как капли крови. «Это капли моей крови. Моего сердца». Что он станет делать, если она не вернется?

Прости меня. Я не бросила тебя. Просто некоторое время хочу побыть одна, чтобы набраться духу, собрать остатки воли и вновь обрести равновесие. Я совершила ошибку, выйдя за тебя. Нельзя было делать этого. Но я бесконечно благодарна, что ты предложил мне выйти за тебя и даже настоял на этом браке, несмотря на мое неблагодарное упрямство и сопротивление. И я не оправдала твоего доверия, хотя ты дал мне свое имя и положение в обществе. Когда вернусь, я стану тебе настоящей женой, если, конечно, ты позволишь, клянусь тебе в этом.

Но мне нужно отогреться душой. Ты не можешь дать мне этого, я понимаю, особенно сейчас, когда я так тебя подвела. Поэтому мне необходимо побыть одной в таком месте, где я чувствую себя тепло и уютно. Потом мы можем начать снова, и я сделаю все, стоит тебе только попросить, и не позволю впредь ничего, что могло бы тебя огорчить.

И благодарю тебя за то, что ты вчера защищал меня, я восхищаюсь твоим присутствием духа.

Твоя София.

Его София. Он должен вернуть ее, сказать, что любит ее и что простил ее. Он должен впустить ее в свой мир, делиться с ней своими мыслями, надеждами, быть с ней откровенным, дать теплоту, которой она обделена. Она пишет, что обманула его доверие. Острый кусок сургуча впился в палец, и он был благодарен этой боли — она вывела его из ступора.

Он ожидал от нее полного доверия, а сам заслужил его? Да, она не доверила ему своих планов и мыслей о том, что всегда мечтала о признании. Но почему она должна была ему открыться? Если он и начал раскрываться перед ней, то только благодаря ее нежному, терпеливому участию. Иногда ей это удавалось. Поддразнивая, взывая к его чувству юмора, шаг за шагом она пыталась распутать клубок нервов, из которого он состоял. И она добилась своего, потому что была искренней и терпеливой, разделяла его утрату, боль и излечивала его. И разве это не перевешивало в тысячу раз тот единственный промах, который она совершила?

Он должен отыскать ее, привезти домой, все ей объяснить и молить о прощении. Но где ее искать? Едва ли она поехала к матери, в родной дом. София любила свою мать, но он видел, что они не очень-то близки и вряд ли она захочет доверить матери свои сомнения и трудности в браке. И абсолютно уверен в одном — она не поедет к брату. Это исключено.