Филиппа Грегори - Земля надежды

Были среди них и католики, делавшие ставку на общепринятое мнение о склонности Стюартов к католицизму. Ну, и пара-тройка человек, может быть, даже искренне верили в то, что распутник из Гааги и в самом деле был единственной надеждой для страны. Ни один бунт не привел ни к чему большему, чем к паре разбитых окон и уличным дракам, за исключением дела сэра Джорджа Бута в Честере.

Парламент, страшно перепугавшись новостей о вооруженном восстании, отправил в Чешир пять полков под командованием генерал-майора Ламберта. Ламберт бросил свои ботанические рисунки, свое собрание редких растений и свой оранжевый сад. Он оставил декоративных фазанов, поцеловал на прощанье жену и поскакал на запад во главе вернувшегося к нему полка.

Он встретил армию сэра Джорджа Бута у Виннигтон-Бриджа. Под королевским штандартом Бут вывел тысячу человек. Личный состав армии Ламберта насчитывал четыре тысячи. Сомнений в исходе быть не могло. Сражение было недолгим, победоносным и прославилось своей экономичностью и дисциплиной. Погибли только тридцать человек, и восстание было подавлено. Ламберт содержал свои войска в строгом порядке, не могло быть и речи о жестокостях, мародерстве или о беспощадном отношении к пленным. С крайней вежливостью у роялистов отняли оружие и отправили по домам.

Сэр Джордж Бут бежал с поля боя, переодевшись женщиной, но позже, когда хозяин постоялого двора заметил, что его «постоялица» попросила прислать брадобрея и бритву, был арестован.

— Ну и конспиратор, — коротко прокомментировал Ламберт и приказал доставить сэра Джорджа Бута в Лондон и судить его там за измену.

Популярность Ламберта все возрастала, в каждой таверне и в каждом питейном заведении по всей Великой северной дороге его провозглашали спасителем нации. Особняком стояли благодарности от квакеров, которых он взял под защиту, когда обезвреживал последние роялистские выступления. К концу августа его признали величайшим человеком в королевстве, и благодарный парламент наградил его тысячей фунтов.

Осень 1659 года

В сентябре, возвращаясь в Лондон по Северной дороге, Ламберт послал Джону Традесканту записку.

Может быть, вы не слышали, но Джон Мордаунт покинул Англию, чтобы присоединиться ко двору Карла Стюарта в Гааге. Ему пришлось пережить множество разочарований, причем, смею вас заверить, каждое последующее было более памятным, нежели предыдущее. Что бы ни случилось в будущем, полагаю, вам не следует опасаться враждебного отношения со стороны Мордаунта.

Незадолго до возвращения Ламберта в Лондон его армия послала в палату общин еще одну петицию. Этот список ходатайств получил название «Великие благие цели», в нем были представлены доводы железнобоких, левеллеров и республиканцев. Сторонники благородного дела требовали богоугодных реформ, создания надлежащей структуры командования в армии, выборного парламента, работающего согласно рекомендациям сената, и введения в армии трибунала.

Палата общин, как всякий неверный друг после победы, решила, что армия скорее требует реформ, а не просит о них и, возможно, пойдет походом на парламент, чтобы захватить власть. В панике они приказали запереть двери и объявили, что недавнего героя генерал-майора Ламберта следует считать врагом парламента, подлежащего аресту за измену.

В начале октября Джон Традескант получил от Джона Ламберта великолепный заказ на весенние луковицы. Адресом был указан Уимблдон.

— Значит, он вновь в немилости, — обращаясь к Эстер, заметил Джон. — У них не хватает отваги засадить его в Тауэр, но они и не осмеливаются подпустить его близко к парламенту. Да они просто безумцы, что до сих пор не сделали его лордом-протектором.

— Они в ужасе, — сказала она. — Они думают только о том, чтобы спасти собственные шкуры. Парламент под управлением Ламберта всех их реформирует до полного исчезновения. Он не терпит приспособленцев. Он что, написал тебе об этом?

— Нет, всего лишь дал заказ на луковицы.

— Откуда же ты знаешь, что он в ссылке?

Джон широко улыбнулся.

— Когда его отлучают от власти, он всегда заказывает слишком много. Все эти луковицы ему не посадить, даже если он проведет три осени под домашним арестом.

Джон мог бы послать своего помощника отвезти три мешка луковиц, но любопытство было слишком велико. В итоге на облучке повозки, вкатившейся в конный двор Уимблдона, сидел он сам, и его направили в фазаний сад, где его светлость кормил своих птиц.

Декоративные фазаны, сверкая опереньем на осеннем солнце, окружили Ламберта, держащего в руках корзинку с зерном. Услышав позади себя шаги по гравию, он быстро обернулся, но, узнав Джона, лучезарно улыбнулся.

— Ага, господин Традескант, вы сами привезли мои луковицы?

— Да, милорд, — сказал Джон. — Мне было грустно услышать, что вы заперты здесь.

— А, — спокойно ответил Ламберт. — В политике взлеты и падения следуют друг за другом, как и на войне. В любом случае вы нашли меня в тот момент, когда я прощался со своими птицами. Я ожидаю, что как раз сегодня меня вызовут.

— На войну или в политику? — спросил Джон.

Ламберт усмехнулся:

— Да это практически одно и то же.

Он настороженно поднял голову.

— Прислушайтесь. Слышите что-нибудь?

Джон вслушался и расслышал равномерный топот лошадей, идущих рысью, и звон доспехов.

— Солдаты, — сказал он.

— Тогда я полагаю, это за мной, — заметил Ламберт, и в его голосе Джон услышал ликующую радость от возможности вернуться к активным действиям.

— Будьте добры, господин Традескант, распорядитесь там, на конюшне, оседлать моего боевого коня. Не думаю, что сегодня у меня будет время сажать луковицы.

— Можно поехать с вами? — спросил Джон.

Ламберт рассмеялся.

— Если хотите. Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, куда мы, собственно, направляемся?

— Нет, — признался Джон.

— Значит, вы знаете ровно столько же, сколько и я.

Джон выпряг Цезаря из оглобель повозки, одолжил седло у хозяйского грума и, пока Ламберт не вышел из дома, какое-то время ждал рядом с его конем.

— Что происходит? — спросил Джон кавалериста.

— Против нас выставили другие полки! — коротко бросил солдат. — Драка между нашим генерал-майором и членами парламента. Они нарушили все свои обещания, которые когда-либо давали нам. А когда мы начали протестовать, объявили нас изменниками. А теперь они засели в здании парламента, окружили себя двумя полками и парламентской конной гвардией и говорят, что нас нужно расформировать. Требуют, чтобы мы сложили оружие как предатели. Это мы-то — те, кто побил ради них короля, потом побил ради них шотландцев, потом побил ради них Карла Стюарта, и только месяц тому назад мы побили ради них Джорджа Бута! Это чтобы мы разошлись?! Да еще нашего генерала отдали бы им?! Чтобы они могли бросить его в Тауэр вместе с Бутом, который сражался против нас?!