Зия Самади - Избранное. Том 1

Га-сылин решил нанести последний, решающий удар. Взяв в обе руки по сабле, с криком: «Ша! Ша! Ша!» — ринулся он вперед, в гущу боя, увлекая за собой всю конницу левого фланга.

Сам Шэн Шицай не сдержал восхищения воинственным видом Ма Чжунина. Удар мачжуниновской конницы был неотразим. Оправясь от потерь, полуразгромленные части правого фланга и центра дунган, воодушевленные атакой Га-сылина, вновь вступили в бой. Перевес оказался на стороне дунган, оставалось лишь закрепить победу. Тогда Шэн Шицай, чтоб сохранить хоть какие-нибудь силы, приказал отступать. Уже густели сумерки, пошел дождь. Это помешало дунганам развить успех.

Отлично зная местность, части Шэн-дубаня под прикрытием темноты перегруппировались и пропустили конницу Га-сылина мимо себя — на засадные полки, которые со свежими силами встретили дунган. Когда завязался бой, перегруппировавшиеся части Шэн Шицая ударили по Ма Чжунину с тыла и взяли его в кольцо.

Га-сылин кое-как, вырвался из окружения и с остатками войск ушел к Турфану.

Так Шэн Шицай одержал важную для себя победу.

Ходжанияз, узнав о поражении Ма Чжунина, сказал:

— Вот, предал меня, а теперь получил по заслугам.

— Пакостник попадает в беду сам — говорят в народе, — ответил Моллахун.

— Ма Чжунин и Шэн Шицай — наши враги, один ненавистнее другого. Теперь они будут собирать силы и, несомненно, схватятся еще не раз. Нам надо использовать создавшееся положение, — заговорил Пазыл. — Мы должны набрать новых бойцов, обучить их военному делу, создать регулярные воинские части. Восставшие районы необходимо объединить и централизовать управление повстанческими силами. Сейчас каждый сам себе хозяин: в Аксу — Томур, в Кашгаре — Осман, в Хотане — Шамансур. Бывает и так, что они враждуют друг с другом. А это на руку врагам. Мы можем рассчитывать на победу лишь в том случае, если объединим все силы и возглавим их.

Все согласились с Пазылом. Назавтра двухтысячный отряд во главе с Ходжаниязом направился к городу Кур-ля. Через два дня выступил отряд Пазыла в пятьсот человек. Он шел к Курля кружным путем — через долину Юлдуза, где должен был соединиться с Бато, уехавшим туда заранее — пополнить ряды повстанцев монгольскими джигитами.

Будто серебряные купола, сверкали снежные вершины Тянь-Шаня. Солнечные лучи, отражаясь от ледников, как от зеркал, слепили глаза. Бойцы, спешившись, с трудом карабкались вверх по кручам. Уже три дня подряд не отдыхали они, и лошади едва держались на дрожащих от усталости ногах. Достаточно было одного неверного движения — и навьюченный конь, соскользнув, летел вниз со скал, а через короткое время снизу, со дна ущелья, доносилось гулкое эхо…

Отдохнув на перевале, начали спуск.

— До наступления темноты нужно выбраться из ущелья, — торопил Моллахун, хорошо знавший эти места.

Во избежание неожиданностей Пазыл направил вперед дозор из двадцати конников. Примерно через час примчался связной:

— У выхода из ущелья замечен вооруженный отряд!

— Наверное, карашарские дунгане. Видимо, хотят прямым путем через Токсун выйти к войскам Ма Чжунина, — предположил Моллахун.

— Ничего хорошего от этой встречи ждать не приходится. Ты, Заман, беря две сотни людей и иди вперед. Если пропустят, не трогайте их! — приказал Пазыл.

— Хорошо! — Заман с двумя сотнями джигитов поспешил вперед.

— С этого склона можно свалиться дунганам прямо на головы, — сказал, Моллахун.

— Вы, Моллахун-ака, вместе с грузом идите вслед Заману, — распорядился Пазыл. Сам он с оставшимися людьми начал карабкаться на склон, указанный Моллахуном.

Моллахун не ошибся. Около двухсот вооруженных дунган двигались навстречу отряду Пазыла через перевал на Токсун. Завидев впереди небольшой дозор, они решили прибрать к рукам легкую добычу и приготовились к бою. Когда люди Замана подъехали ближе, дунгане открыли огонь. От первого же залпа около десяти бойцов свалились с коней.

— Спешиться! — скомандовал Заман, и бойцы заняли оборону, укрываясь за камнями.

Дунгане занимали господствующие высоты, потери в сотнях Замана росли — нельзя было оторвать голову от камней, так метко вел огонь противник.

— Вперед, братья! — крикнул Заман и, встав во весь рост, бросился в атаку.

Бойцы ринулись за ним, но вновь вынуждены были прижаться к скалам, ибо дунгане спокойно расстреливали их. Еще какое-то время вражеская цепь вела огонь, потом человек пятьдесят с криком: «Ша! Ша! Ша!» — двинулись вперед. Но когда они, шурша камнями, подобрались близко к бойцам Замана, на вершине склона появились люди Пазыла. Своим огнем они нанесли дунганам большие потери. Дунгане в панике побежали.

— Не выпускайте живыми этих убийц! — крикнул сверху Пазыл, и тут вражеская пуля свалила его с коня.

— А-фан-дим! — бросился к нему ехавший рядом Рози.

Когда, разгромив врага и взяв в плен около полусотни дунган, бойцы во главе с Заманом вернулись обратно, Пазыл был без сознания. Моллахун сидел у изголовья и пытался напоить его. У Рози по щекам ползли слезы.

Увидев все это, Заман замер, застыл, как изваяние. Пазыл открыл глаза. Узнал Замана, взглядом попросил подойти. Только теперь Заман, упав к ногам Пазыла, зарыдал.

— Н-не плачь, 3-за-ман, — ясным голосом проговорил Пазыл. — Сле-зы н-не к лицу борцу… — Он снова закрыл глаза. По его лицу было заметно, что хочет сказать еще что-то. — Пить!

Отхлебнув глоток из фляги, он сжал руку Замана.

— Я ошибся… Нужно было… создать трудовую партию… для руководства… восстанием… — Он ослабел, умолк и опять отпил воды. — Заман, помни, что я сказал… Не п-пов-то-рряйте эту ошибку…

Пазыл еще раз пожал руку Замана, закрыл глаза. Его лицо было спокойно: он, казалось, был уверен, что освобождение, за которое он отдал жизнь, обязательно придет…

Предприимчивостью, энергией, решительностью Шэн-дубань превосходил всех (не считая, конечно, Ма Чжунина), кто оказался на арене борьбы в Синьцзяне. Он понимал, что имеющихся у него сил для победы мало. Поэтому переворот 12 апреля был не просто сменой правителей — он привел к резким переменам во внутренней и внешней политике. Основная цель Шэн Шицая заключалась в том, чтобы любой ценой сохранить Синьцзян как часть Китая, упрочить свое положение всесильного владыки в провинции. Ради этого он готов был использовать любые средства.

Он провозгласил принцип «равноправия и сплочения национальностей» и даже предпринял ряд маневров в этом направлении. Но положение в провинции еще не стабилизировалось, оно находилось в том крайне опасном и неустойчивом состоянии, когда необходимо действовать очень осторожно, учитывая каждую мелочь, в одних случаях принимая решительные меры, а в других — терпеливо выжидая.