Зия Самади - Избранное. Том 1

Юнус завернул ее в шелковый лоскут и бережно спрятал во внутренний карман. В честь такой радости сейчас готовилась пирушка в узком кругу. Он надел дорогой костюм, который носил в Шанхае, и рассматривал себя в зеркале, размышляя о том, что будет делать, когда станет председателем.

Вошла Чжу-шожа:

— Чем занимаешься, Ю-шангун?

На ней сегодня атласное платье, в ушах золотые серьги, на руках круглые золотые браслеты, на голове расшитая цветами тюбетейка — в общем совсем как шестнадцатилетняя девушка. Она была обворожительна, и Юнус не утерпел, поднял ее на руки и закружился по комнате. Потом, продолжая обнимать, усадил к себе на колени.

— И та прожорливая тварь придет? — Чжу-шожа игриво потянула Юнуса за нос.

— Придет. Он не помеха нам с тобой, шожа. А к твоим ушкам ничто, кроме бриллиантов, нейдет. — Юнус коснулся языком похожих на пельмешки ушей китаянки.

— Чтоб порадовать тебя, я оделась по-уйгурски.

— Спасибо! И я из-за тебя лишь скрываюсь, душа моя.

— И я за тобой лишь поехала в эту дыру. Ах, Шанхай мой…

— Осталось недолго. Теперь не Шанхай — Париж, Лондон, Рим… Весь свет объедем. — Юнус прижал китаянку к сердцу.

— Осторожно, спину сломаешь, медведь…

— Тебе надо теперь называть меня чжуси — председателем.

— Нет, из тебя председатель не получится. Ты лао мэй-мэй — старый торгаш!

— Сучка! — В горькой обиде Юнус сбросил ее с колен, шожа шлепнулась возле порога.

— Эй-я! — Она, согнувшись вдвое, жеманно замерла на полу.

Раскаиваясь в своей грубости, Юнус поднял китаянку, уложил на кровать.

— Душенька шожа, не сердись! Прости меня, сделаю все, что захочешь…

Чжу-шожа не двигалась, будто лежала без чувств. Не добившись ничего уговорами, Юнус стянул с нее чулки и начал целовать ноги. Всхлипывания прекратились. «Лижи, старая скотина, лижи. Ты у меня еще не те места оближешь…» — думала она.

Вдруг шожа пнула пяткой Юнуса в лоб и соскочила на пол, Юнус преградил ей путь:

— Куда?

— Пусти!

— Простишь меня?

— Что обещаешь?

— Пару бриллиантовых перстней.

— И только-то?

— Две пары!

— Простила. — На лице ее заиграла улыбка, Чжу-шожа пальцами прищемила Юнусу нос, насмешливо протянула: — Чжуси-и, — и выскочила.

Будто по ее следам, тут же вбежал Турди, размахивая руками:

— Дело плохо! Дело плохо!

— Что, что случилось? Да не маши, говори без причитаний!

— Ибраим… Ибраим… Ибраим попался!..

— Подлец! — бессильно сел Юнус.

Турди даже сейчас, увидев всевозможные яства, не смог сдержать себя, сделал шаг к столу, но остановился из боязни перед Юнусом.

— Как он попался?

Когда разбрасывал листовки.

— Погибли! На первом допросе он все выложит да еще будет глаза таращить. Черт возьми! — Юнус заходил по комнате.

— Можно ли было доверять слабому человеку важное дело?

— Да хватит тебе, — отмахнулся Юнус. Он и так уже бранил себя. — Теперь нам нельзя оставаться, — решил он. — Надо найти укромное местечко за городом.

— Вернее, чем мой сад в Когане, места нет. — Турди снова взглянул на стол.

— Не годится. Надо найти такое место, о котором не знает Ибраим. Если попадемся, Ма Чжунин вывернет наизнанку наши шкуры.

— О святые защитники наши! Не говорите так, байвачча! — У Турди прошла дрожь по рукам и ногам.

— Есть у тебя приятели шейхи среди кладбищенских старцев?

— Ну как же нет, байвачча! Я многих знаю.

— Я спрашиваю не о знакомых, а о надежных, — одернул Юнус.

— Надежен Ислам-шейх при гробнице Аппака-ходжи. Он в каждый рамазан [41] Рамазан — тридцатидневный пост у мусульман, когда разрешается есть только после захода солнца. разговляется весь месяц в моем доме. — Турди теперь уверенно подошел к столу. — Я не обедал сегодня, мой желудок обточился, как оселок. — Он ухватил приготовленную под паром курицу.

— Оставьте! — крикнул Юнус. — Надо заботиться о жизни, а вы заботитесь о брюхе.

— Как говорится, принимать еду — наслаждение и выводить еду — наслаждение. — Не обратив внимания на упрек Юнуса, Турди оторвал куриную ножку.

«Тварь!» — с ненавистью подумал Юнус, грубо отстранил его и раздраженно сказал:

— Разыщите сначала своего демона шейха, притащите для троих войлочные одежды одержимых дервишей, а потом уж тяните руки к блюдам!

— Ладно. — Турди, недовольный, вышел.

Юнус взглянул на часы. Восемь. Ворота крепости закрывают в десять. Нужно успеть. «Чуть-чуть не попался. А ведь будут мучить, если схватят… — Юнусом овладели сомнения. — И зачем ввязался я в это дело? Чтобы стать председателем? Дадут ли мне в самом деле председательскую должность? Поговаривают, что Шэн Шицай кормит обещаниями — как из тысячи грудей. Так не подсовывает ли он мне пустой сосок?.. — Мысли его будто натолкнулись на что-то, а сердце беспокойно забилось. — У меня тысячи овец и лошадей, земля, капитал… Чего еще не хватало? Разъезжал в свое удовольствие с торговлей от Ташкента до Тяньцзиня и Шанхая… А теперь на каждом шагу опасности, страхи…»

— Ты что, бредишь? — появилась в двери Чжу-шожа.

— Еще какие-то новости? — спросил Юнус.

— На, читай.

Юнус взял только что полученную телеграмму:

«Аксу взят. На этой неделе начнется наступление на Кашгар. Активизируйте разлагающую работу.

— Приказы! Приказы! — заскулил Юнус. Он хоть и был доволен быстрым продвижением шэншицаевских войск, однако сейчас, после ареста Ибраима, его больше всего заботило, как сохранить голову на плечах. — Собирай вещи! Упакуй получше радио!

— Так ведь едва неделя, как мы здесь!

— Обстоятельства требуют.

— Ты так переменился… Кто похитил твою радость?

— Нечаянная нелепость… — Юнус решил скрыть происшествие с Ибраимом.

— Подожди-ка… — Шожа подошла совсем близко. — Ты не хочешь сказать мне, что тебе это надоело?

— Что? — испугался Юнус.

— И я сыта по горло шпионством!

— Шпи-он-ством? — выдохнул Юнус. Он не считал себя шпионом. Пожалуй, даже гордился, что он соратник Шэн Шицая. Слово «шпион» оскорбило его.

— Да, да, мы профессиональные шпионы, — повторила шожа. — И не вырвемся из когтей Шэн Шицая до самой смерти.

— Не болтай глупостей! — Юнус подумал, что она ловит его на слове.

— Не веришь — воля твоя. Когда наступят черные дни, поймешь все, шпион. — Чжу-шожа вышла.

«Ну и наговорила! Или насмехалась? Нет, шожа сказала правду. Жизнь того, кто знает многие тайны, может укоротиться. Шэн Шицай, чтобы скрыть следы, способен… и меня… Господи! — На лбу Юнуса выступил холодный пот. Он выпил две рюмки коньяку, глубоко вздохнул. — А! Не жаль и умереть за то, чтоб хоть день побыть председателем Синьцзяна…» — решил он, и к нему снова вернулась уверенность.

Вошел Масак, даже не поздоровался. Юнус вздрогнул, внезапно увидев его.