Лори Коупленд - Достойный любви

— Тем не менее я не думаю, что это надо обсуждать со мной.

Подобные вещи мужчины не обсуждают с приличными дамами.

Тепло, которое разливалось внизу живота, доставляло огромное удовольствие Мэгги. Причиной этого пьянящего ощущения был несомненно Гордон. Как он это делает?

— А секс действительно так притягателен, как о нем говорят?

Он старался избегать ее взгляда. Она была юна и безрассудна и не имела ни малейшего понятия о том смятении, в которое она приводила его чувства.

— В шахте много золота, я в этом уверен. Но Батте не собирается отдавать нам его. — Сказав это, он нежно взял ее за руку.

Их губы почти соприкасались.

— Не делай этого, — сказал Т.Г.

— Почему? Разве тебе это не нравится?

— Мне нравится, но это неподходящее занятие.

— А что может сделать это подходящим? — Неизведанные, прекрасные чувства испытывала она.

— Ничего.

Он отступил. Запах ее волос — меда и диких цветов — не давал ему сосредоточиться.

— Поцелуй меня.

— Мэгги, — остудил ее пыл Гордон, видя, что их разговор заходит слишком далеко.

— Или, может быть, займемся любовью? — прошептала она, проводя пальцами по его нижней губе. — Или ты считаешь это очень неподходящим?

— Да, — сказал он отстраняясь.

— Горди, если бы ты только попросил… — пробормотала она, приближаясь к нему. — Горди, у меня возникает сильное ощущение, когда я приближаюсь к тебе. Я не могу понять, что это… может, ты сможешь объяснить?

— Мэгги… где ты это чувствуешь? — Он не мог больше бороться с ее чарами.

— Здесь… между ног, — прошептала она.

— Мэгги… — с трудом произнес он. Разве никто не учил ее молчать о подобных вещах?

— Ты что-нибудь знаешь об этом? — Она смотрела на него умоляюще.

Дотронувшись до ее волос, он пытался найти в себе силы для сопротивления.

— Я знаю, но это не предмет для разговора.

— Почему?

— Потому, что это делается не так.

— Тогда научи, как это делается.

— Поцелуй, — тихо сказал Т.Г. — Или мы говорим о сексе?

— Сначала поцелуй.

— Тогда я не буду просить о поцелуе, я просто сделаю это.

Его улыбка и тембр голоса подсказали Мэгги, что делать дальше. Прильнув к Горди, она прошептала:

— Давай, а? А то те ощущения совершенно невыносимы.

Закрыв глаза, он прикоснулся губами к кончику ее носа.

— Поцелуй только усилит твои ощущения, моя невинная девочка.

— Пожалуйста… Я чувствую это все сильнее.

— Один поцелуй.

— Один поцелуй, — пообещала она.

Перебирая ее волосы, он наклонился к ее лицу. Кончик его языка скользил по уголкам ее рта, ощущая ее вкус — сладкий вкус невинности и чистоты души. Желание полностью овладело им.

Слыша частое дыхание Мэгги, он сильнее обнял ее. Их губы слились в глубоком поцелуе.

И все, кроме вкуса ее губ, жара ее объятий и мысли о том, что, как бы он ни боролся, он все равно уже влюблен в нее, перестало существовать для Т.Г.

Выйдя из землянки, Т.Г. подумал, что цель его визита не достигнута, — Мэгги, как и прежде, не верит в привидение.

— Давай оставим это, да? Не понимаю, зачем ты сказал обо мне.

— Я мог бы только упомянуть об этом.

— Упомянуть? — заржал Батте. Он был свидетелем вчерашней сцены с поцелуями. Бадди Бою нужно быть осторожнее. Флетчер хочет заполучить его.

В это утро Т.Г. стоял на коленях перед рекой, промывая песок. Работа в шахте продвигалась медленно.

— Она мне верит?

— Ну, сейчас… — Батте поглядел на него украдкой и почесал свою паршивую бороденку. — Хочешь, чтобы я тебе соврал?

— Нет.

Т.Г. не нужно было быть телепатом, чтобы понимать, что она не верит ему. Вчера он видел ее взгляд, полный разочарования. Думает ли она, что он снова стал прикладываться в бутылке?

— Бадди Бой, ей хочется тебе верить.

У Гордона затряслись губы.

— Но она не верит.

— Ну, я не говорил этого. У нее есть сомнения.

— Она думает, что я никчемный, жалкий пьяница, который видит то, чего нет.

Батте почесал затылок:

— И что же из этого неверно?

— Убирайся!

— Не уберусь, пока тебе не помогу.

— Ты не можешь мне помочь.

— Могу. Теперь об этой девице. Ты спрашиваешь, верит ли она тебе? Мой ответ: она не хочет думать об этом, пока сама не увидит меня.

— Чего никогда не будет.

Батте раскачался на ветке и прыгнул на землю.

— Бадди Бой, я говорил тебе, что никто, кроме тебя, не увидит меня, и никто, даже Мосес, хотя она мне и симпатична, не получит моего золота.

— Это твой выбор, Батте?

— Что «мой выбор»?

— Что никто, кроме меня, не увидит тебя?

— Нет, — сказал он, отряхиваясь, — я бы с удовольствием напугал своим видом всех так, чтобы у них затряслись поджилки, но я не могу, я ограничен.

— Почему?

— Почему я ограничен?

— Да. Значит ли, что окружающие тебя духи также ограничены?

— Ну… — сказал Батте, — честно говоря, я точно не знаю.

— Скажи, а где ты? — Т.Г. не хотел спрашивать, но его очень занимали подобные вопросы. Особенно загадка жизни после смерти. Батте мог разрешить ее.

— Стою прямо напротив тебя.

— Нет. Я имею в виду — где ты?

— А… где я? Ну, я точно не знаю.

— Ты не знаешь?

— Ни малейшей догадки.

— Ты там один?

— Нет, не один.

— Значит, где бы ты ни был, тебя окружают другие.

— Да, целая толпа.

— Чем они занимаются?

Батте оглянулся:

— Ну… Двое из них сидят на другом берегу, одна там. — Он показал на холм. — Думаю, что эта имеет отношение к девице Флетчер, так как слишком многие вокруг нее крутятся. А у землянки сидят двое детей.

Т.Г. чувствовал себя дураком, но смотрел туда, куда указывал Батте.

— Ты не можешь их видеть, — добавил Батте.

— Почему?

— Тебе в этом нет никакой необходимости.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю. Никто не сказал ни слова. Хотя они знают, о чем я думаю, а я знаю их мысли. Поначалу это странно, трудно привыкнуть.

— Кто эти люди? Ангелы-хранители? — спросил Т.Г. заинтересованно.

— Должно быть, что-то в этом роде.

— Значит, есть какая-то причина, почему я вижу именно тебя?

— Наверное, иначе бы ты меня не увидал, — согласился Батте.

— Тебе это сказали?

— Нет, мне никто ничего такого не говорил. Вокруг меня, кажется, темно, а вокруг них что-то вроде света… Довольно странно, — призадумался он.

— Но ты не знаешь, где ты?

— Нет, черт побери! Откуда мне знать? Я здесь всего-то несколько часов.

— Батте, ты мертв уже тридцать шесть лет.

— Тридцать шесть лет?! — поразился Батте. Нахмурившись, он почесал бороду. — Ты в этом уверен?

— Рассказывают, что ты умер в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году. Сейчас девяносто третий.

— Ни фига себе!..

— Да…

— Нет, этого не может быть!

— Может, Батте. Сейчас тысяча восемьсот девяносто третий год.