Маргерит Кэй - Беспутный лорд

Кит застонал от бессилия и душившей его злости. Потом вознаградил себя понюшкой нюхательного табака, чтобы хоть немного успокоиться. А ведь он считал себя искушенным в вопросах женских интриг, казалось, каждый их фокус был ему известен. Но оказывается, среди них все-таки нашлась одна и все-таки поймала его на трюк, старый как мир. Крючок, наживка, поплавок — и готово, он клюнул!

Еще смешнее то, что он почти убедил себя, что влюбился. Он даже решил ее разыскать, чтобы предложить защиту и покровительство. Уже мелькали мысли о том, что, наконец, он по-настоящему увлекся. И даже… О боже, какой стыд, что, может быть, их ждет совместное будущее, основанное — проклятье! — на их обоюдном подлинном чувстве.

Почти убедил, но не совсем. Оставались сомнения, и они оправдались полной мерой. И уже конечно, теперь все кончено. Он отомстит, его ничто не остановит теперь, и он тоже тщательно продумает свой план. Надо сделать так, чтобы она страдала и еще чтобы он получил над ней полную власть. Власть над ее чудесным, таким нежным телом в любое время дня и ночи. Пока он не устанет от нее. А когда страсть утихнет, наступит пресыщение, он просто выставит ее вон.

Ему доставляло болезненное наслаждение плохо думать о Клариссе еще и потому, что последние сутки он думал плохо только о себе самом. И вот доказательство ее вины перед ним. Правда в проклятом письме открылась. Что она там писала в прощальной записке? «Я охотно сама отдалась тебе». И вероятно, с такой же охотой отдавалась до него многим другим. Но, представив Клариссу в объятиях другого, он испытал сильную боль. Постарался прогнать усилием воли от себя гнусные картинки, которые подсказывал разгоряченный разум. Раз она шлюха, то должна быть только его шлюхой, и ничьей больше.

Он с горечью вспоминал те моменты, которые они провели вместе, пытался подавить свой гнев, взывая к нежным чувствам, которые, несмотря на это грязное письмо, все-таки пробивались. Надо отдать должное — она красива, смела, умна, находчива и… Нет ли тут ошибки? Но, увы, его подозрения на обман были с самого начала, и теперь они нашли подтверждение в этом письме. И все равно, он желал ее.

«Ничего нельзя построить на обмане» — ее слова вспомнились вдруг, и он увидел перед собой ее лицо, эти выразительные, широко распахнутые зеленые глаза, лукавую усмешку на чувственных губах, соблазнительное тело, — она преследовала его воображение, захватила его мысли так, что он больше ни о чем не способен был думать. Его охватывало отчаяние от крушения тайных надежд, и глубина отчаяния измерялась силой предательства той, которую он почти полюбил.

Он взял скомканное письмо, расправил. Леди Мария писала о вознаграждении, приемлемом, разумеется, за потерю ее дочерью невинности. Но не была указана сумма, сколь она должна быть велика, хотя можно не сомневаться, что она будет значительной. После обвинений его в жестоком обращении с ее чистой и невинной девочкой эта дама бесстыдно перечислила достоинства Клариссы — внешнюю привлекательность (у Амалии не поднялась рука написать, красоту), она умна и хорошая хозяйка, начитана и знает все на свете, если бы не он, она могла осчастливить в браке любого джентльмена. Кит вдруг засомневался, что Кларисса могла о себе самой написать такими словами, дать такую глупую характеристику. Хотел бы он видеть ее лицо, когда она писала это. Или диктовала. Но это не возможно. Все это розыгрыш, чья-то глупая шутка. Он представил, как она сидит рядом, перечитывает эти строчки, весело смеется, при этом ее нижняя губка кривится насмешливо, глаза искрятся, а потом, иронически приподняв бровь, кокетливо спрашивает, находит ли он ее привлекательной, зная, что на самом деле он считает ее самой красивой женщиной на свете. Разве он не говорил ей это в ту ночь любви? Разве она не видела, с каким обожанием он ласкает ее тело? Он сказал бы это, и она бы улыбнулась, довольная ответом.

Проклятье! Хватит об этом. Вдруг хвалебное перечисление достоинств Клариссы в письме предстало в новом свете — леди Мария не только его обвиняла в том, что он похитил невинность ее бедной и чистой дочурки, она открыто предлагала ему продать ее в любовницы. Но сделала это некрасиво и неумело — Кларисса была права, ее мать действительно весьма ограниченного ума. Но может быть, сама Кларисса придумала только канву заговора, а потом письмо писала мать, потому что сама Кларисса просто не написала бы такое письмо. Она слишком для этого умна.

Он не станет отвечать леди Марии. Дело надо иметь только с самой Клариссой. Он будет рад скрестить с ней шпаги снова, она достойный противник, но очень скоро убедится, что недооценила его умственные способности. Она, может быть, и смогла его перехитрить, но не получит от него ничего, зато он расплатится сполна и постарается, чтобы она запомнила урок навсегда.

И сел писать ответ Клариссе. Он был короток и ясен. В нем говорилось, что он был рад ознакомиться с письмом ее матери-шантажистки, посланным по ее просьбе. Но всегда предпочитал иметь дело непосредственно с самим мастером-кукловодом, а не с куклой, которую тот дергает за ниточки. Пока она не обратится к нему напрямую, никакие контакты невозможны.

Поздравил с таким блестящим и таким хитроумным трюком, к сожалению для нее безуспешным. Он не станет торговаться, но будет рад сделать ей предложение, вполне пригодное для таких, как она. Что он не собирается вознаграждать ее за оказанные услуги больше, чем они того заслуживают. С мрачным удовольствием он представил себе выражение ее лица, когда она увидит эти строчки. И поймет его намек. Он поставил подпись, и в постскриптуме заверил, что не совсем согласен с описанием ее достоинств в выставленном счете ее матери, потому что считает ее не привлекательной, а очень красивой женщиной. И, охваченный мстительным чувством, отослал письмо с кучером по адресу.

Было уже поздно, и ответа сегодня можно не ждать. Он налил себе бренди, пытаясь успокоиться и прогнать мрачное настроение, ту пустоту, овладевшую его душой после предательства Клариссы. Ему нужна мужская компания, карты и в большом количестве бренди. Кит поехал на Сент-Джеймс-стрит и провел там несколько часов, проиграв огромную сумму, которая могла бы удовлетворить запросы леди Марии и Амалии с лихвой. Много пил и, в конце концов, напился.

Он проснулся на следующее утро в тяжелом похмелье, голова раскалывалась от боли. Когда камердинер отодвинул тяжелые шторы, впуская дневной свет, неяркое утреннее солнце заставило его зажмуриться, и он с трудом удержался от соблазна снова зарыться в подушки.

— Вас ожидает молодая леди, милорд. — Фэншоу говорил очень тихо, как будто боялся его разбудить. — Она здесь уже некоторое время находится, но я не хотел вас будить, потому что вы вернулись под утро и были в… веселом настроении.