Памела Джонсон - Кристина

Был теплый вечер. На темно-синем небе, чуть затянутом дымкой речного тумана, висела круглая ржаво-красная луна. В окнах домов за занавесками светились огни. Одно из окон было нежно-розовым. Мне представилась за ним загадочная жизнь, полная разделенной любви, покоя, своих маленьких тайн. И мне так захотелось в эту высокую комнату с розовым окном, что на глаза опять навернулись слезы. Как-то однажды, много лет спустя, когда я была очень несчастна, я зашла в Национальную галерею. Мое внимание привлек итальянский пейзаж с густо-синими далями, на фоне которых крохотные Авраам и Исаак разыгрывали свою никому не интересную драму. Тогда мне захотелось перешагнуть через тонкую раму картины и уйти в неведомые дали так далеко, чтобы затерялся мой след и все забыли обо мне. Это желание охватило меня и в тот вечер в Ричмонд-Грине. Мне захотелось очутиться за розовым окном и раствориться в ждущем меня там покое.

Нэд молчал. Он с удовлетворением думал о чем-то своем. Свет фонарей изредка выхватывал из темноты его надменный птичий профиль. Вдруг рука его легла мне на грудь, и нервы мои сдали. Я услышала громкий и решительный голос, совершенно непохожий на мой.

— Я не могу выйти за тебя замуж.

Его рука продолжала ласкать меня, спокойно и нежно.

— Придется вернуть все подаренные тебе чайники и подносы.

— Я серьезно говорю. Нэд, дорогой, — сказала я, не чувствуя ни малейшего страха, а лишь одну жалость. — Я не могу выйти за тебя замуж.

Рука его замерла. Я поняла, что наконец он по-настоящему услышал мои слова.

— Не говори ерунды, — сказал он, прибавив шагу и увлекая меня за собой.

Как можно более веско и убедительно я постаралась объяснить ему, почему я не могу этого сделать. Мне очень жаль, что так все получилось, но мы не будем счастливы вместе. Еще не поздно одуматься, и мы обязаны сделать это.

Он продолжал идти вперед.

— Я знаю, что был свиньей сегодня, — наконец сказал он. — Я расстроил тебя больше, чем следовало. Но мне самому нелегко эти последние месяцы. Вот и срываешь иногда дурное настроение на других. Все будет иначе, когда мы поженимся.

— Я не выйду за тебя замуж, — снова сказала я.

Наконец он остановился и посмотрел на меня. У него было растерянное и недоумевающее лицо человека, тихие сны которого были прерваны чьей-то грубой рукой.

— Не говори глупостей, Крис. Я уже сказал тебе, что виноват. Ты прекрасно знаешь, что мы любим друг друга. Ведь ты же любишь меня?

Я решила прикинуться совершенным ребенком. Конечно, я люблю его, но не так, как он того хочет. Не так, например, как он любит меня. Я люблю его, он мне дорог, но я совершенно не влюблена в него, как в мужчину.

— Вот это новость! — сказал он все с тем же недоумевающим видом.

Я чувствовала в себе удивительную уверенность, и состояние это было необычным. Меня даже перестала беспокоить растущая жалость к Нэду. Я промолчала.

— Вернемся в бар и выпьем еще по рюмочке. Там все покажется иным, и мы перестанем говорить глупости, — предложил он.

Но я отказалась. Мы спустились к реке. Оранжевая луна, проложив по воде золотую дорожку, напоминала брелок от часов. Над нею в густой синеве застыла золотистая тучка с неровными горящими краями.

— Как красиво! — воскликнул Нэд и крепко прижал меня к себе. — Правда?

Я молча кивнула головой.

Он начал говорить о том, что любит меня больше, чем сам того ожидал, я необходима ему, я именно та женщина, которая ему нужна. Я смогу помочь ему стать таким, каким я хотела бы его видеть.

Мы сели на деревянную скамью.

— Не надо, Крис. Прошу тебя, не надо, — сказал он. Потянуло холодком. Мне была приятна близость Нэда, тепло его тела. И это несколько поколебало мою решимость.

— Мы не должны видеться неделю. Я хочу подумать. Мы отложим свадьбу на время, пока не проверим наши чувства.

— Какой идиотизм! — воскликнул он сердито. Его впервые охватили сомнения. Он потребовал, чтобы я сказала, что люблю его, он знает, что я придумала все это лишь для того, чтобы проучить его за дурное отношение ко мне и несносный характер.

— Я знаю, что заслужил наказание, Крис, но, черт побери, я ведь стараюсь!

Ему казалось, все очень просто. Но я упорно твердила, что это не так. Я поняла, что мы не можем пожениться — во всяком случае «так скоро», добавила я, смалодушничав. Мы должны расстаться на время.

И тогда он ужасно напугал меня, ибо он уронил мне голову на плечо и зарыдал. Я никогда еще не видела, как плачет мужчина. Я считала, что для мужчины плакать так же позорно, как, например, ударить женщину. К жалости примешалось чувство беспокойства и презрения. Какой же он мужчина? Я еще не знала, что в любви мужчина мало чем отличается от женщины. Он так же ревнует и так же мечтает, так же способен создать фетиш и поклоняться ему: дереву на улице, где живет возлюбленная, огоньку в ее окне, аромату ее тела, загадочности ее улыбки, крохотному пятнышку на ногте ее мизинца. Я не знала также, что большое и зрелое чувство заставляет женщину уважать слезы мужчины.

В юности бывает трудно поверить, что кто-то способен тебя безумно любить. В собственном облике мы не находим ничего загадочного и привлекательного. Реальностью кажется лишь наше собственное чувство. Теперь я удивляюсь, что сразу не поняла причину слез Нэда, ибо она была самой простой. Тогда мне казалось, что он разыгрывает передо мной душевную мелодраму в надежде этим вернуть меня. Я не могла, а может быть, и не хотела поверить в искренность его переживаний. Ибо хотя дальнейшая жизнь с Нэдом в значительной мере развеяла мои мечты о счастье с человеком сильной воли (воля и грубость самым опасным образом представлялись мне понятиями тождественными), в тот момент мне еще трудно было поверить, что мой удел — быть опорой одинокого и безмерно ожесточенного мужчины, жаждущего излить свое горе на моих материнских коленях.

Я поднялась. Нэд сидел молчаливый и подавленный, с бессильно опущенными руками. Но вот он вынул из кармана платок и вытер им лицо.

— Куда ты? — спросил он.

Я не ответила.

Он догнал меня.

— Куда ты идешь?

— Не иди за мной.

— Не будь дурой.

Решительно и твердо я сказала ему, что он не должен идти за мной, я не хочу этого. Почему он послушался меня тогда, мне до сих пор непонятно. Должно быть, в моем голосе прозвучала та бессознательная сила или приказ, которым не мог не подчиниться человек, столь подавленный и растерянный.

Я бросилась бежать; луна, казалось, бежала вслед за мной.

— Куда торопишься, малютка? — окликнул меня игривый мужской голос.

Я бежала, не останавливаясь. Наконец, запыхавшись, я остановилась и оглянулась назад. Нэда не было видно. Мне вдруг представилась его неподвижная фигура на деревянной скамье у реки. Спокойным, легким шагом я пошла к железнодорожной станции. Поскольку билеты остались у Нэда, я купила обратный билет до Лондона.