Анри де Ренье - Полуночная свадьба

Франсуазу де Клере провели в один из таких салонов. Г-жа де Витри воткнула иголку в полотно вышивки, иссиня черный фон которой она покрывала узором. Перед де Клере предстала старая дама, сухая и худощавая, знаком пригласившая ее сесть на пуф и с минуту ее разглядывавшая.

— Как вы похожи на вашего деда, г-на де Курсвиля! — воскликнула она.

Все суждения г-жи баронессы де Витри отличались, по ее мнению, правильностью и точностью. По своей природе и сущности ума она ошибалась с невероятной уверенностью и постоянством. Ее способность все видеть навыворот заставляла баронессу неукоснительно говорить о блондинке, что она брюнетка. Люди высокие казались ей низкими, а полные — худыми, и ничто не могло опровергнуть того, что она однажды себе вообразила. Если она замечала сходство между двумя лицами, совершенно друг на друга не похожими, она не переставала стараться внушить другим свою мнимую истину, которую выдавала за особый дар своей проницательности. Она судила о вещах и людях с безошибочной превратностью, необычайно забавной. Способность все искажать могла бы привести ее к неожиданным негативным последствиям, но ее жизнь, протекающая, так сказать, без постороннего участия, не давала ей возможности испытывать неудобства от того, что она смешна. Наоборот, людям такого происхождения, относящимся к высшему кругу общества, придают некоторую изысканность чудачества подобного рода.

Г-жа де Витри в этом отношении стала заметной фигурой. Она, например, проявляла уважение к лицам недостойным и клеймила тех, которые не заслуживали плохого отзыва о них. Она подозревала самых честных и доверялась самым дурным. В результате своих домыслов она находила мир злым и испорченным, ведь от кого она ждала хорошего, те люди не могли дать его, а от кого она ожидала плохого, в конце концов оказывались причинившими его ей, сами того не подозревая, ибо из предвзятости она истолковывала в плохую сторону все, что исходило от них.

Такое странное восприятие мира заставляло ее находить художника Дюмона порядочным человеком и славным малым, а маркиза де Бокенкура считать доброй душой, не способной ко злу; наоборот, она крайне не доверяла князю де Берсенэ. Все хорошее, что он рассказывал ей о девице де Клере, вызвало в ней желание познакомиться с ней, но лишь для того, чтобы получить самой возможность констатировать, что молодая девушка отнюдь не такова, какой ее изображал старый князь. Она захотела, по своему обыкновению, составить себе мнение о девице де Клере с первого же раза, как ее увидела, и решила, что она — маленькая дурочка, ищущая выгодных связей и воспользовавшаяся, чтобы проникнуть к ней, князем де Берсенэ. Г-жа де Витри чувствовала, впрочем, себя польщенной, что приобретению знакомства с ней придают такое значение. Кроме того, она имела свои планы насчет маленькой бедной родственницы, которая, конечно, будет делать все, лишь бы ей угодить.

Г-жа де Витри так хорошо обучила свою дочь сдержанности и скромности, которые являются основами приличия для молодежи, что Викторина, как только подросла, замкнулась в себе. Г-жа де Витри считала ниже своего материнского достоинства добиваться ее доверчивости. Она избрала окольный путь, для чего и понадобилась девица де Клере, которая, без сомнения, будет ей передавать все, о чем болтают между собой молодые девушки. Франсуаза показалась ей подходящей кандидатурой, поэтому г-жа де Витри приняла ее с необыкновенной любезностью и пригласила прийти через два дня позавтракать.

— Вы познакомитесь с моей дочерью, — сообщила она.

В половине двенадцатого сели за стол. Франсуаза де Клере, видевшая перед тем г-жу де Витри лишь в полутемной гостиной, заметила красный, нездоровый цвет ее лица, причем при полном освещении кожа ее щек оказалась почти совсем облупившейся. Развертывая свою салфетку, Викторина спрашивала у матери о ее здоровье с такими подробностями, что каждый бы мог догадаться о кожной болезни, которой страдала г-жа де Витри. Несмотря на смущение матери, Викторина продолжала свои нескромные расспросы. Г-жа де Витри, раздраженная ее настойчивостью, положила ей конец, поставив перед собой большую чашку бульона из кореньев.

— Скажите Жюлю, Эрнест, что мой бульон сегодня превосходен. Я хотела бы, чтобы он каждый день подавал такой.

Викторина закусила свои тонкие губы. Франсуаза с удивлением заметила, что Викторина и дворецкий обменялись исподтишка взглядом, после чего он чинно ответил:

— Слушаюсь, госпожа баронесса.

После завтрака г-жа де Витри оставила девушек вдвоем, обронив:

— Я ухожу, а вы поговорите. У молодых девушек всегда есть тысяча маленьких тайн, о которых им хочется поделиться друг с другом. — И прибавила, обращаясь к Франсуазе: — Вы могли бы иногда ходить гулять вместе. Г-н де Берсенэ говорил мне, что вы гуляете в одиночестве. Я не осуждаю такую свободу. Викторина, ты можешь провести целый день со своей новой подругой. — И г-жа де Витри удалилась медленными шагами в свою красную гостиную, к своей вышивке и стеганому креслу.

Оставшись одни, молодые девушки стали друг к другу присматриваться. Викторина изучала Франсуазу с любопытством; потом она отошла на расстояние и, смерив ее взглядом, сказала:

— У вас красивое лицо, и вы хорошо сложены.

Франсуаза улыбнулась в ответ и посмотрела на Викторину, чтобы найти в ней повод для комплимента. Двадцатилетняя Викторина де Витри выглядела как пятнадцатилетняя девочка. Худощавая и черноволосая, с маленькими глазами и большим ртом, она зачесывала волосы в китайском стиле на виски. В ней заключалось что-то потаенное, старческое и странное. Она подошла к Франсуазе и резко предложила:

— Хотите осмотреть наш дом? Он премерзкий.

Франсуаза де Клере убедилась в справедливости ее замечания. Прекрасные размеры комнат делали еще более жалкой мебель, их обставлявшую. В спальне г-жи де Витри, особенно отвратительной, Франсуаза с удивлением обнаружила великолепную кровать времен Людовика XV, украшенную со вкусом лепными цветочными гирляндами и любовными сценами. Дерево, однако, выкрасили в отвратительный желтый цвет. Кровать накрывалась вязаным одеялом с черными накладными розетками. Викторина хлопала по кровати своей маленькой сухой ручкой.

— Не гадость ли это? Здесь я была создана. — И она посмотрела на Франсуазу уголком глаз.

Одни лишь обширные кухни уцелели от разгрома. На голых стенах сверкала медная посуда. У плиты человек в белом приподнимал крышку кастрюли. Главный повар Жюль вежливо поздоровался с барышнями, приложив руку к своему колпаку. Он жил на третьем этаже, где обитали дворецкий и два лакея, равно как судомойка и три горничных, что составляло вместе с двумя кучерами всю прислугу г-жи де Витри.