Елена Арсеньева - Еще одна из дома Романовых

.........

Мне удалось наблюдать церемонию традиционного переезда государя из Петровского дворца в Кремль накануне самой коронации. Царь ехал верхом, обе же царицы – в экипаже, восторженно приветствуемые народом.

На другой день я смотрел торжественное шествие от Красного крыльца к Успенскому собору и обратно, в Кремлевский дворец. Попытался я было проникнуть в Успенский собор, но там была такая неимоверная давка, что я предпочел возвратиться в Кремлевский дворец. Через несколько минут после меня туда пришел великий князь Павел Александрович и сообщил, что сейчас прибудет государь император, которому нужно помочь переодеться.

Действительно, вскоре вошел в свои покои император Николай II. Я принес ему свои поздравления, за что он поблагодарил меня с обычною своею ласкою. Был он очень бледен и утомлен, но расположение духа у него было хорошее.

– Посмотри, Волков, что со мною сделали, – обратился он ко мне и показал сначала мундир, а затем сапоги с особо мягкими подошвами.

.........

Мы вернулись в Петербург. На прощание Сергей Александрович сказал мне, чтобы я внушил Павлу Александровичу мысль о необходимости жениться. Я, конечно, выразил согласие с великим князем, однако, правду сказать, не верю я, чтобы какая-то особа привлекла внимание Павла Александровича. Слишком уж ранен он больно был, боюсь, рана эта никогда не заживет, так вдовцом и проживет свой век…

– Вы нынче дома?

Леля изумленно уставилась на входящего мужа.

– Да, я решил провести вечер с семьей, – отозвался Эрик Пистолькорс, сбрасывая шинель на руки лакея. Второй лакей, только что подавший Леле манто, поспешно вышел. Слуги по опыту знали, что, когда супруги неожиданно встречались (они могли не видеться неделями, живя в одном доме), это непременно кончалось ссорой.

– Да? – усмехнулась Леля. – Разве вы забыли, что дети неделю назад уехали к вашим родителям?

А я нынче приглашена в театр.

– Кем же, интересно? – холодно спросил Эрик, словно не слыша того, что она сказала о детях.

– Вашим начальником, мой дорогой супруг! – задорно отозвалась Леля. – Вашим начальником и его супругой. Быть может, вы желаете меня сопровождать в оперу?

Конечно, это была бы полная катастрофа… Однако Леля не сомневалась, что риска нет никакого. Если что-то и было более ненавистно Эрику, чем оперные спектакли, то Леля не знала, что это такое.

Она взглянула в его насупленное лицо, с трудом подавляя желание рассмеяться. У нее было превосходное настроение! Почему-то не оставляло ощущение, что сегодня случится что-то невероятно приятное! И, не прощаясь с мужем, Леля выпорхнула за дверь.

Впрочем, пока она спустилась к экипажу, настроение чуть омрачилось. Муж явился, как статуя командора. Один его вид способен испортить все удовольствие от вечера, который она ждала с таким нетерпением! Ах, как бы Леле хотелось избавиться от Эрика…

Конечно, существует такое понятие, как развод. Не то чтобы это явление стало уже вполне общепринятым в великосветской среде, однако теперь уже времена изменились и анафеме за разводы больше никого не подвергают. Но… как ни плох муж Эрик, а все же лучше с таким супругом, чем вовсе без оного. Статус замужней дамы ее неплохо защищает. Скажем, будь она сейчас разведенной, разве привечала бы ее милая, дорогая Михень? Разве пригласила бы сегодня в театр, посулив, что приведет ее в императорскую ложу? Так что… так что пусть Эрик остается на том месте, которое ему предназначено судьбой!

Во всяком случае, пока!

…Часом спустя Леля выбежала из Мариинского театра, задыхаясь от слез. Вечер, который должен бы стать ее триумфом, закончился скандалом и позором! Боже мой, ну разве она знала… разве знала, что Михень поведет себя столь бестактно? Мало того, что она собиралась слишком долго и вся компания во главе с ней и великим князем Владимиром Александровичем прибыла в театр с опозданием, гораздо позже их величеств, что считалось недопустимым, так Михень еще и ворвалась со всей своей свитой в приватный кабинет их величеств, которые как раз сели там ужинать.

– Мы опоздали, простите! – небрежно бросила Михень. – Господа, прошу садиться, и распорядитесь, чтобы нам тоже подали ужинать.

Николай Александрович и Александра Федоровна какое-то мгновение недоумевающе смотрели на великую княгиню, а потом молодая императрица вскочила, и красивое лицо ее пошло пятнами. Николай Александрович также встал.

Глаза его встретились с глазами Лели, и та поняла, что император разгневан донельзя.

– Ваши императорские высочества, – сухо проговорил Николай, глядя то на Владимира Александровича, то на Марию Павловну, – моя жена и я считаем сей визит не совсем приличным и надеемся, что такой случай в той или другой царской ложе больше не повторится! Вы привели посторонних людей в мою ложу! Мне в особенности обидно то, что вы сделали это без всякого разрешения с моей стороны. При отце ничего подобного не случилось бы. Не забывайте, что я стал главой семейства и что я не имею права смотреть сквозь пальцы на действия кого бы то ни было из членов семейства, которые считаю неправильными или неуместными. А теперь прощайте, господа.

Император подал жене руку, и они двинулись к выходу. На лице у Марии Павловны играла вызывающая усмешка, однако свита была смущена и скандализована. Родственники императора рано или поздно помирятся с ним, а все прочие… Они волей-неволей поступили бесцеремонно и неуважительно по отношению к государю. Что их теперь ждет?

Все так и рассыпались в стороны, давая дорогу уходящим, однако Леля замешкалась, присела в неуклюжем реверансе… Императрица, проходя мимо, чуть задела ее краем платья и тут же подхватила подол с такой гримасой, как будто задела бочку золотаря. А император… Боже мой!

Леля помнила время, когда молодой цесаревич в компании своего дяди Владимира Александровича и великого князя Константина Константиновича приезжал на дачу Пистолькорсов в Красном Селе, а если приехать не мог по каким-то причинам, присылал «маме Леле» извиняющиеся записки. А теперь его взгляд выражал только гнев и ледяное презрение.