Виолен Ванойк - Мессалина

Через некоторое время вошел Аппий Силан и приветствовал императора, величавым жестом отбросив полу своего красновато-коричневого плаща на левое плечо. Он был высокого роста, крепок, с мускулистыми руками и ногами.

— Здравствуй, Аппий, — ответил Клавдий на приветствие.

Он пригласил его занять одно из сидений напротив и спросил:

— Какие новости ты привез нам из Испании?

— Превосходные новости, цезарь. Иберы — народ мирный. Мы всегда уважали их обычаи и нравы, потому и они ведут себя вполне покладисто.

— Что ж, великолепно. Послание, опередившее тебя, уже дало мне представление о твоей деятельности и подтвердило покорность испанцев… А, вот и Мессалина!..

— Да, Клавдий, — сказала, входя в кабинет, императрица, одетая в блестящую шафранного цвета тунику, — мне только что сообщили о приезде нашего дорогого Аппия, и я поспешила сюда, чтобы обнять его.

— Так сделай это, Месса.

Она направилась к Аппию, который поднялся, как только она вошла. Приблизившись к отчиму, она подняла глаза к его строгому лицу и слегка откинула голову, словно предлагающая себя женщина, потом внезапно повернулась к Клавдию:

— Мне кажется, мой дорогой супруг, что ты пренебрегаешь всеми законами гостеприимства. Я не вижу здесь ни прохладительных напитков, ни закуски для человека, утомленного долгим и малоприятным путешествием.

— Ты права, Месса, но Аппий только что прибыл, когда ты вошла. Мне непременно надо ответить британскому царю и ознакомиться с сегодняшней почтой. Я предлагаю тебе, Аппий, пойти в покои императрицы, она велит приготовить ванну и подать закуску. Мы увидимся, когда ты отдохнешь с дороги.

— Как тебе будет угодно, — ответил Аппий, однако, без большой охоты.

Когда он вошел в столовую, Аилур, лежавший, вытянув лапы, на восточном ковре и позевывающий, встал, приблизился к нему, обнюхал и по приказу хозяйки вернулся на место. Мессалина указала гостю на диван и велела рабыне принести вина и мяса.

— Лепида счастлива, что вернулась в Рим, — сказала она, занимая ложе напротив. — Мне кажется, она скучала в Испании.

— Я знаю. И все же климат там приятный, да и население не доставляло нам ни малейшего беспокойства.

— Я послала известить ее о твоем прибытии.

Аппий поблагодарил. Мессалина следила за каждым его движением. Она наблюдала, как он протянул чашу рабыне и та налила ему лучшее вино, которое имелось во дворце, как он поднес чашу к губам и слегка наклонился, откусывая мясо косули.

— Твое возвращение наполняет меня радостью, — сказала она. — Я намерена устроить сегодня вечером в моем доме на Квиринале праздник в твою честь. Согласен ли ты прийти туда?

— С удовольствием, Месса, я тронут твоим вниманием.

— Мы будем ждать тебя. Лепида знает, где этот дом. Там я принимаю своих самых близких друзей.

— Можешь на меня рассчитывать, я с радостью приду.

Мессалина не собиралась много времени тратить на обольщение Аппия. За год царствования она приобрела уверенность властителей; ей хотелось, чтобы каждое ее желание удовлетворялось немедленно, даже если речь шла о любовных прихотях. Она все тщательнейшим образом приготовила, чтобы тем же вечером поймать Аппия в свои сети.

Прибыв вместе с Лепидой в дом на Квиринале, он был приятно удивлен строгим убранством комнат, красотой барельефов, теплой обстановкой, созданной с помощью благовоний и искусно устроенного освещения, позволяющего выделить одни уголки и погрузить в полумрак другие. Молодые женщины с гибкими смуглыми телами танцевали под звуки арф, кифар и флейт.

Обнаженная до пояса рабыня провела гостей к отведенным для них местам в пиршественном зале. Ложе Аппия находилось рядом с ложем Мессалины, уже занятым ею. Она была одета в более легкую тунику, чем утром, и распустила волосы: они спадали ей на плечи длинными волнистыми прядями, похожими на ночных змей.

Мессалина пригласила дочь Поппеи, через которую продолжала получать сведения о связи ее матери с Валерием Азиатиком. Она уверяла, что он по-прежнему влюблен. К своей радости, незадолго до прибытия Лепиды и Аппия Мессалина узнала, что Поппея позорно изменяет ему. Она не оставила намерения сделать Азиатика своим любовником, но это не помешало ей любезно встретить Аппия. Лепида устроилась рядом с Траулом Монтаном, всадником, которого Мессалина взяла в любовники, хоть он ее и не домогался, и в ту же ночь прогнала: она возжелала его из прихоти и тотчас разочаровалась. Однако она с удовольствием приглашала его на свои пирушки: он был тонким собеседником и развлекал присутствующих остротами.

Когда все гости собрались, в зал пригласили мимов и акробатов, а тем временем рабы подавали блюда и щедро разливали лучшие вина. Лепида проявила живейший интерес к Траулу Монтану — к его молодости и красоте. На празднование возвращения своего отчима Мессалина специально пригласила известного повара, так что блюда, каждое из которых было произведением искусства, изумляли всех не только своей оригинальностью, но и изысканным вкусом. Гости ели и пили с особенным аппетитом. Мессалина наблюдала за матерью, но вскоре, убедившись, что она достаточно пьяна, перестала ею интересоваться. Тогда она пригласила пройтись Аппия, якобы для того, чтобы облегчить пищеварение, а заодно и осмотреть дом. Он, пошатываясь, двинулся за ней. Едва они покинули зал, как Мессалина прижалась к нему и потянулась губами к его губам; после мгновения нерешительности он овладел ею. Мессалина расценила это как знак разделенной страсти. Она провела его по многочисленным комнатам, раздумывая о том, вести ли его сейчас к себе в спальню, но все же отказалась от этой идеи из опасения, что у матери была еще достаточно ясная голова, чтобы отправиться на их поиски. Она повернула вместе с ним к пиршественному залу, но, прежде чем войти, проговорила:

— Мой дорогой Аппий, приходи завтра вечером ко мне во дворец, в мои личные покои. Я буду тебя ждать.

Не дожидаясь ответа, который, как она полагала, мог быть только положительным, она присоединилась к гостям; следом за ней шел Аппий.

Вечером следующего дня Мессалина чувствовала себя очень взволнованно и весело оттого, что сделалась любовницей своего отчима. Она долго занималась туалетом и надела столь легкую тунику, что сквозь ткань просматривалось все ее тело и перламутровый оттенок кожи. Она не представляла себе, чтобы ее мать, женщина похотливая и легкомысленная, могла встать на пути этой, конечно же, мимолетной страсти.

Уже наступила ночь, и Мессалине казалось, что она давно ждет Аппия, когда появился один из его рабов и передал ей письмо. Нервным, нетерпеливым движением она раскрыла дощечку. Лицо ее багровело, пока она читала следующее послание: