Виолен Ванойк - Мессалина

— Клавдий, супруг мой дорогой, что случилось? Отчего у тебя такое расстроенное лицо? — спросила она, в глубине души радуясь, что он сам пришел к ней.

— Месса, — начал он, — не снились ли тебе в последние дни какие-нибудь странные сны обо мне?

— Я что-то не понимаю, — зевая сказала Мессалина.

— Я хочу знать, снились ли тебе сны обо мне?

— О, твой вопрос удивляет и беспокоит меня. Почему ты вдруг пришел спрашивать об этом? Это меня пугает.

— Но почему же?

— Видишь ли, вот уже несколько ночей мне снится один и тот же сон. Каждый раз я вижу человека, судя по его тоге — из сенатского сословия, который приходит к тебе ранним утром, когда ты еще спишь. Но ты соглашаешься его принять, поскольку, без сомнения, он тебе хорошо знаком. Он пользуется этим, чтобы сразить тебя кинжалом.

— Возможно ли такое? Но почему ты мне ничего не говорила?

— Я знаю, что ты придаешь большое значение снам, и не хотела тебя волновать. В конце концов это всего лишь сон, и я не вижу, кто бы мог желать зла такому человеку, как ты, доброму и мудрому… Я так устала… Я бы хотела еще немного поспать.

Клавдий не сомневался, что сны эти не что иное, как предупреждение. Он поспешил вернуться к себе и позвал рабов, чтобы помогли ему одеться. Спустя некоторое время ему объявили о приходе Аппия Силана. Клавдий дал приказ обыскать его и привести в сопровождении стражи.

— Что за странная манера принимать друзей и родственников! — возмутился Силан, входя в комнату Клавдия. — Я понимаю, когда ты велишь обыскать и окружаешь стражей людей незнакомых, но чего ты боишься от членов своей семьи?

— Всего, Аппий, я всего боюсь, даже от собственной семьи, и ты — доказательство того, что у меня есть на это основания. Так признавайся в своих преступных намерениях! Мне затмило глаза дружеское расположение, которое я к тебе питал. И ты решил, что этим можно воспользоваться, чтобы нанести мне удар. Но боги меня хранят, они предупредили меня через Нарцисса.

— Что за нелепая шутка? — возмутился Аппий.

— Боги известили меня, что первый человек, который сегодня утром явится ко мне, попытается меня убить.

— Если я пришел к тебе, то только потому, что один из твоих рабов…

— А вот и оружие, которое он нес собой, — прервал его Нарцисс, показывая кинжал в ножнах. — Твоя охрана только что изъяла его.

— Этот нож действительно принадлежит тебе? — спросил Клавдий.

— Я не стану этого отрицать…

— Именно таким оружием, божественный Клавдий, действовал твой убийца в моих снах, — заверил Нарцисс.

— Нелепица какая-то! — защищался Аппий. — Я просто-напросто подчинился приказу, который принес мне один из твоих рабов: явиться на рассвете к тебе во дворец. Если бы я хотел тебя убить, неужели ты думаешь, что я выбрал бы такое время, когда вокруг полно охранников?

— Ты считаешь меня круглым дураком, Аппий? — сказал Клавдий, скорее расстроенный, нежели возмущенный. — Ты являешься во дворец, когда все еще спят, вооруженный кинжалом, а когда тебя хватают с поличным, утверждаешь, что я послал за тобой раба. Но никто из моих рабов не получал такого приказания.

— Собери всех рабов и опроси их. Ты убедишься, что я говорю правду.

— Аппий, мною всегда движет чувство справедливости. Ты не будешь осужден без расследования, но, если не найдется раб, который ходил к тебе якобы по моему поручению, ты умрешь сегодня же. Завтра годовщина моего вступления на трон. Сенат увидит, как я наказываю предателей и как мои отпущенники заботяться обо мне даже во сне.

— Позволь сказать, божественный Клавдий, — вмешался Нарцисс. — Я не считаю, что будет полезно публично выносить Аппию обвинение в предательстве. Не забывай, что он сам сенатор…

— Сенатор, который покушался на своего императора! — вознегодовал Клавдий.

— Но это ложь! — продолжал защищаться Аппий. — Мне совершенно незачем посягать на твою жизнь. Я уважаю тебя и всегда верно тебе служил. В чем ты можешь меня упрекнуть, кроме того, что я явился во дворец вооруженный кинжалом, который, как ты знаешь, я всегда ношу с собой?

— Я велю опросить моих рабов. Приговор будет зависеть от результата дознания. А пока пусть его уведут.

Нарцисс, который заранее знал результат, поскольку накануне отправил к Силану своего собственного раба, к тому же жившего не во дворце, дал знак охране увести Аппия. Он понимал, что надо побудить Клавдия действовать быстро, пока сенаторы, заподозрив неладное, не вмешались и не оправдали Аппия. К концу дня посыльный найден не был, и Нарцисс поторопил Клавдия вынести решение о смертной казни, убедив Клавдия в опасности, которую отныне представлял этот человек, после провалившейся попытки убийства. Император подписал приговор с чувством облегчения: ему удалось избежать гибели благодаря вмешательству богов.

Узнав о казни Аппия Силана, сенаторы выразили недовольство. Привыкшие, однако, со времен Тиберия подчиняться воле властителя и много лет жившие в страхе, что однажды получат императорский приказ о самоубийстве, они не умерили своего подобострастия и в годовщину вступления Клавдия на престол поздравили его с праздником и удостоили триумфальными украшениями, хотя он никогда не воевал и не одерживал побед. Назначенный консулом в третий раз, Клавдий решил, что надо заслугами снискать себе славу истинного триумфатора, и обратил свои взоры на Британию. Выбор его был оправдан по многим причинам. Прежде всего, британский царь вел себя нестерпимо дерзко: он направил Клавдию ультиматум с требованием выдать перебежчиков, если император не хочет, чтобы в портах острова были задержаны все римские торговые суда. Кроме того, Клавдий полагал, что легионы будут гордиться тем, что одержали победу над воинственным и храбрым противником, которого не смог победить даже сам Юлий Цезарь; и наконец, он желал осуществить это предприятие, за которое брался Калигула и которое обернулось шуткой. Ко всему прочему, Клавдию было известно, что Британия богата золотом, серебром, железом, кожами, льном, шерстью, пшеницей, ивняком. Он внимательно перечитал «Записки» Цезаря и со знанием дела обдумывал ход будущих операций.

Император собрал четыре легиона, четыре вспомогательных войска и тысячную конницу. Он отозвал эти легионы с Рейна и Дуная, а командование ими поручил Гальбе — человеку очень знатному и необычайно отважному. Но, к несчастью, тот заболел, и Клавдий, учитывая еще задержку со строительством транспортных судов, ждал его выздоровления до середины июня. Однако Гальба был еще очень слаб, и император решил заменить его ветераном, Авлом Плавтием, искусным тактиком. Ему, состоящему в родстве с первой женой императора, в ту пору было шестьдесят лет; он некогда командовал XIV Рейнским легионом при главнокомандующем Германике. Задержка с отправкой войск дала британскому царю время на организацию обороны. Уже было начало августа, когда Клавдий послал Авлу Плавтию приказ выйти к Гезориаку и переправиться через Ла-Манш. Легионеры проявили нерешительность: они не были настроены начинать кампанию незадолго до холодного времени года против готового дать отпор неприятеля; однако в конце концов они поддались на убеждения своего командующего, который, обратившись к ним с речью, нашел нужные слова и выказал твердость духа.