Элиза Ожешко - В провинции

«Вот уж подлинно светский молодой человек», — в который раз сказала себе Неменская, когда вышла из гостиной распорядиться насчет чая.

Оставшись вдвоем с Винцуней, Александр многозначительно помолчал, затем промолвил:

— Вы любите цветы, и у вас их так много. Но есть в Неменке один цветок… чудесный… все остальные бледнеют перед ним…

Красноречивый взгляд дополнил то, что было недосказано словами.

Винцуня отвернулась и поглядела в окно.

— Посмотрите, какой красивый закат, — показала она на рдеющую гряду облаков, за которой медленно садилось солнце.

— Да прекрасный! — восторженно воскликнул Александр. — Еще никогда вид заходящего солнца не казался мне таким прекрасным, как сегодня… как здесь… Здесь все прекрасно, это истинный рай! Не удивительно, что в нем живут ангелы!

Вернулась Неменская, и молодой человек поспешил придать разговору направление, лестное, главным образом, для хозяйки. Он с жаром стал расхваливать неменковскую усадьбу, ее расположение, дом, сад и прочее и кончил заверением, что, сколько он ни ездил по разным местам и как ни хороши они были, никогда не случалось ему видеть такого прекрасного, праздничного и поэтичного уголка, как Неменка.

Потом он сел за фортепьяно и немного попел, потом опять рассказывал о Варшаве и о ковенских краях, где он родился и вырос. Присутствие Винцуни удваивало его красноречие, возбуждало прирожденную живость ума и свойственное ранней молодости поэтическое чувство, он рассказывал увлекательно и доставлял неописуемое удовольствие обеим своим слушательницам, всегда жившим тихо и замкнуто и ничего, кроме родного угла, не видавшим.

Винцуня оживилась, глаза ее блестели, она болтала с Александром и весело смеялась.

И Неменская, когда снова вышла из комнаты, на этот раз чтобы позаботиться об ужине, говорила себе: «Славная они пара! Будто созданы друг для друга. — И с легким вздохом прибавила: — Жаль!»

А Александр, оставшись наедине с Винцуней, вынул из стоявшего на столе букета цветок и спросил:

— Панна Винцента, чего вы желаете этому цветку?

Винцуня подумала немного, затем сказала:

— Желаю ему быть очень, очень счастливым.

— Не будет он счастлив! — воскликнул Александр и картинным жестом отбросил цветок в сторону.

— Почему? — робко спросила девушка.

— Разве может цветок быть счастливым без солнца? — медленно проговорил Александр, вперяя взгляд в ее глаза.

— Почему же он должен жить без солнца? — спросила девушка, опуская глаза.

— Потому что его солнце светит не для него! — ответил юноша и глубоко вздохнул.

Винцуня помолчала, как бы колеблясь, затем снова спросила:

— А может, какая-нибудь прекрасная звезда его утешит?

— О нет! — воскликнул Александр. — Его ничто не может утешить! Без своего солнца он увянет и погибнет!

Постороннему слушателю этот маленький диалог мог показаться не более чем словесной игрой, однако для обоих молодых людей он имел, по-видимому, глубокий смысл, — оба вдруг смолкли, и на их лицах выразилось волнение.

На этот раз Винцуня после отъезда Александра была вовсе не так грустна, как после первого его посещения. Напротив, ею овладела какая-то лихорадочная веселость. Вдруг она стала гоняться по комнате за своим любимым котенком, на бегу обхватила за талию проходившую мимо служанку и закружилась с нею в вальсе, затем бросилась к тетке, выхватила у нее из рук ключи и побежала в кладовую отпускать к завтрашнему дню провизию для слуг, а возвращаясь, что-то напевала и выделывала ногами танцевальные па. Но, вернувшись в комнату, так же внезапно примолкла, села у открытого окна, положила голову на руки и так глубоко задумалась, что Неменская, когда наконец дочитала свои вечерние молитвы, должна была напомнить ей, что пора ложиться спать. Голос тетки заставил Винцуню очнуться. Она медленно поднялась и почти машинально прошла в свою спальню. И снова до поздней ночи светил в ее окошке огонек, единственный признак жизни в охваченной сном усадьбе.

Почти всю короткую летнюю ночь Винцуня провела в молитвах, покорно склоняя голову перед висевшим над ее кроватью образом Пресвятой Девы Остробрамской, и жаркая, и печальная была, должно быть, ее мольба, потому что слезы часто капали из ее глаз и стекали по горящим щекам.

Что до Александра, он на следующее утро после визита в Неменку имел краткую беседу со своим слугой Павелком, исполнявшим одновременно обязанности кучера и лакея:

— Ты знаешь, Павелек, оранжерею графини в N.?

— Знаю, панич, — отвечал паренек, одетый в карикатурное подобие ливреи, которой одарил его Александр, несмотря на горячее сопротивление отца.

— Вот тебе деньги, садись на коня и скачи в N. Там найдешь садовника графини и купишь у него букет самых что ни на есть красивых цветов. Жду тебя обратно не позже двенадцати; если все сделаешь как следует, получишь на пиво.

Спустя пять минут Павелек на чубаром рабочем коньке стрелой мчался по двору к воротам. Тут его увидел старый Снопинский, возвращавшийся с сенокоса.

«Куда это его черт понес?» — буркнул он про себя и, остановившись, громко крикнул:

— Эй! Что за галоп?! Испортишь коня!

— Панич послали! — на скаку крикнул Павелек в ответ и понесся дальше.

Снопинский пожал плечами и, озабоченно хмурясь, ушел в дом.

В тот же день к вечеру та же чубарая лошадь мчала Павелка по дороге в Неменку. Одной рукой он обнимал старательно обернутый бумагой пакет. Подскакав ко двору усадьбы, он слез с коня и подошел к крыльцу, на котором стояла Винцуня.

— Это вам панич из Адамполя посылает, — сказал он кланяясь и протягивая ей пакет.

Винцуня вспыхнула; казалось, она колеблется, хочет что-то сказать, даже отступила на два шага, на ее выразительном подвижном личике рисовалось волнение, любопытство, радость, в конце концов она подошла и дрожащими руками взяла посылку. Развернув пакет, она увидела хорошенькую плетеную корзиночку из разноцветной лозы, а в ней букет великолепных оранжерейных цветов.

— Ах, Боже мой, какие чудные цветы! — воскликнула девушка и побежала в комнаты показывать тетке.

Но та не отозвалась, видно, вышла в сад или в амбар; не найдя ее, Винцуня убежала к себе в спальню, поставила корзинку на стол и некоторое время, забыв обо всем на свете, любовалась цветами, а затем, чтобы еще полнее насладиться видом красивых и редких растений, стала вынимать их из корзины и раскладывать на столе. С каким восхищением разглядывала она великолепные пунцовые и белые камелии, как нежен был запах гелиотропа, разлившийся по комнате, с каким трепетом ее пальцы притрагивались к маленьким бархатным анютиным глазкам, которые сыпались ей на грудь и цеплялись за рукава! Вдруг между двух белых камелий мелькнул и сразу упал на стол листочек белой бумаги. Винцуня почти машинально бросила взгляд на листок и прочла выписанные мелкими буквами слова: «Je vous aime» [6] Я вас люблю (фр.). . Молодая девушка не знала французского, но эту фразу, весьма употребительную и среди поляков, она поняла.