Ева Наду - И пусть их будет много

Когда Клементина в первый раз сказала ему о том, что король проявляет к ней чрезмерное внимание, он не поверил.

— Вы преувеличиваете вашу неотразимость. У его величества есть любовница — прелестная Лавальер.

Когда во время прогулки по садам Версаля он увидел, как Людовик, подав руку его жене, повлек ее вместе с группой придворных в один из образованных грабами боскетов — он понял, что ошибался. К словам Клементины ему следовало отнестись серьезнее.

Король был полон энтузиазма. Он любил Версаль. И хотел, чтобы придворные разделяли эту любовь. Но Филипп видел, что король воодушевлен не только привезенными из Фландрии деревьями и доставленными накануне скульптурами. Людовик нежно сжимал маленькую ручку графини де Грасьен и то и дело что-то шептал ей на ухо.

Когда Людовик вскоре после этого разговора потребовал его к себе в кабинет и произнес: "Вашему королю, Филипп, нужна ваша помощь. Мы желаем закупить в Объединенных Провинциях два фрегата. Но до этого следует уладить кое-какие дипломатические разногласия. Уверен, вы справитесь!" — он рассердился. На жену.

Склонился в знак благодарности.

— Что-то не так, Филипп? Вы недовольны?

— Нет, сир, чем я могу быть недоволен? Ваше величество проявляет к нашей семье исключительное внимание.

Горечь его слов не дошла до сознания короля.

После — долго размышлял. Две ночи. На третью — без предупреждения явился в спальню Клементины. Она спала. Одна. С изумлением почувствовал, как отпускает напряжение.

Он не остался с ней. Постоял в изножье, посмотрел, как она беспокойно мечется в постели, и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

На следующее утро постучал к ней в комнату, когда она уже поднялась. Выставил вон служанку-горничную, прошелся по комнате, остановился за спиной жены. Клементина готовилась отправиться к Марии-Терезии. При пробуждении королева желала видеть всех своих придворных дам.

Времени не было. Поэтому он перешел сразу к делу:

— Вы действительно не хотите быть его любовницей? Это ведь такая честь. Кроме того, это должно быть лестно. Вы ведь заткнете за пояс всех ваших соперниц.

Она посмотрела на него устало.

— Вы меня удивляете, Филипп, — ответила тихо. — Чем дольше я живу с вами, тем менее мне понятны причины, побудившие вас жениться на мне. Я…

— Зато мне совершенно понятны ваши, — холодно прервал он ее. — Этого, полагаю, достаточно.

Иногда он думал, не был ли он к ней несправедлив. Из раза в раз он обещал себе быть внимательнее и сдержаннее. Но терпения его хватало ненадолго. Клементина, кажется, делала все, чтобы вывести его из себя. Чего стоит эта нелепая история с графом де Вардом! Подумать только! Эта дикарка полоснула того ножом для резки фруктов. Хорошо, что рана оказалась неглубокой. Лезвие только разрезало ткань рукава и слегка оцарапало плечо.

Филипп негодовал. Король смеялся.

— Приведите ко мне вашу жену, друг мой. Я хочу услышать, что произошло, из первых уст.

Филипп шел потом по залу сквозь расступающуюся толпу придворных, вел за руку Клементину и испытывал чувство жесточайшей неловкости. Она же, казалось, не была смущена ни в малейшей степени. Только губы ее были плотно сжаты, а пальцы холодны.

Когда они вошли в кабинет, Людовик стоял у окна. Повернувшись на звук открывающейся двери, король свел брови к переносице.

Знаком приказал любопытствующим удалиться.

Произнес милостиво:

— Филипп, вы можете остаться, если желаете.

Он не желал. Но должен был. Филипп отступил на несколько шагов и замер.

— Подойдите, сударыня, — вздохнул король. — Объясните, что за странная фантазия пришла в вашу сумасбродную головку?

Филипп в ярости слушал звенящий в тишине кабинета голос Клементины, — ему казалось, она недостаточно почтительна и недостаточно смиренна. Удивлялся монаршему долготерпению.

Людовик дослушал его жену до конца. Потом приблизился к ней, приподнял пальцем ее подбородок, долго смотрел в распахнутые глаза. Отвернулся, постоял в молчании несколько мгновений.

И, наконец, заговорил — мягко и дружелюбно.

— Де Вард не всегда бывает учтив, я знаю, но во Франции не принято бросаться на людей с ножом. Что стало бы, если бы ваша рука оказалась точней?

— Думаю, ваше величество, на свете было бы одним негодяем меньше, — без тени раскаянья ответила Клементина.

Людовик изогнул бровь. Бросил на Филиппа удивленный взгляд.

— Мне жаль, сир, — между тем продолжила Клементина, — что при столь великолепном дворе свою честь приходится защищать таким образом.

— Понимаю. Этому способу защиты вы, надо полагать, научились у индейцев?

— Нет, ваше величество. — Она спокойно встретила насмешливый взгляд короля. — Индейцы никогда не позволяют себе взять женщину силой. Они считают, что этим могут разгневать богов, которые непременно накажут весь их род за преступление. Жаль, что французы так не считают. Это избавило бы их от травм.

Король засмеялся.

— Пожалейте моих придворных, графиня.

Потом Людовик взял Клементину под руку, сделал знак Филиппу следовать за собой, вышел в заполненный придворными зал, обвел притихшую толпу монаршим взглядом.

Выхватил из ряда выстроившихся де Варда.

— Подойдите сюда, шалопай вы эдакий.

Когда все навострили слух, произнес:

— Принесите свои извинения графине де Грасьен и будем считать инцидент исчерпанным.

Уже отойдя на пару шагов, обернулся. Погрозил Филиппу пальцем:

— И никаких дуэлей, мой друг. Никаких дуэлей.

Людовик любил красивых женщин. Всякая женщина, которая не была чрезвычайно красива, обязана быть хотя бы хорошенькой. Исключение составляли королева и ее любимица — мадемуазель Дюнуа, старая дева. Королеву Людовик уважал, мадемуазель Дюнуа терпел. Большего от него требовать было нельзя.

Когда Филипп представил свою молодую жену двору, Людовик в первую очередь отметил ее красоту, чуть позднее — независимость, еще позже — ум. Все эти качества вместе делали графиню де Грасьен персоной весьма интересной. Выбор своего любимца король оценил и журить за торопливость не стал.

Кроме того, она так мило проигрывала при случае королеве в пикет, чем несказанно облегчала жизнь своему монарху.

В те вечера, когда королева играла с графиней де Грасьен в карты, она не докучала Людовику жалобами на скуку. За одно это король готов был простить молодой графине все прегрешения, включая те, которых она еще не совершила.

Среди придворных ходили слухи, что Клементина де Грасьен крайне неудачлива.

Людовик верил в невезучесть молодой женщины до тех пор, пока однажды, в один из долгих вечеров, не явился на половину королевы раньше обычного. И застал игру в самом разгаре. Убедив Марию-Терезию продолжать, он стал прогуливаться за спинами играющих. Постоял за спиной королевы, прошелся вкруг стола, заглянул в карты к мадемуазель де Ла Бланш, задержался позади графини де Грасьен.