П. Паркер - «Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан

Махидевран потупилась и продолжала:

— Милая моя, ни один султан не женился после того, как Баязет и его семья были взяты в плен Тамерланом. — Она наклонилась к Хюррем и зашептала: — Жену султана заставили обнаженной подавать еду завоевателю и его полководцам. Империя никогда еще не переживала подобного унижения — и никогда больше не переживет. Тень Бога на Земле, наш султан, не обязан следовать устарелым обычаям. Он в состоянии любить нас всех и заботиться о нас, как сейчас.

Хюррем положила вышивание на колени и задумчиво посмотрела на свою собеседницу. Разглядывала блестящие черные волосы, глаза, сверкающие, как черный жемчуг, и нежные черты, немного похожие на ее. Махидевран исполнилось двадцать один год, и она была несомненной красавицей.

Часто беседуя с Махидевран по вечерам, Хюррем узнала, что та находится в гареме Сулеймана с тех пор, как ей исполнилось десять лет; ее возвысили до положения второй фаворитки после того, как она родила Сулейману сына, Мустафу. Родила она в шестнадцать лет. Сейчас Мустафе пять.

По-прежнему пытливо глядя на Махидевран, Хюррем кивнула в знак согласия, хотя в тот миг думала совсем о другом.

Обе быстро вскинули головы, когда захныкал маленький Мустафа. Он упал с края фонтана и теперь, плача, лежал на земле. Мать бросилась к сыну.

— Вот капризуля! — прошептала Хюррем себе под нос. — Почему он не такой славный, как другие дети? — Пока Махидевран утешала сына, Хюррем задумалась. Может быть, скоро и у нее будет ребенок?

Младшие дети Хатидже тоже воспитывались во дворце Топкапы. Хюррем радовалась им, но также радовалась, когда мавританки уводили их в конце каждого дня.

Однажды вечером, примерно через неделю после их приезда, Хатидже и Хюррем вместе сидели на верхнем балконе и любовались последними лучами заходящего солнца.

— Сегодня мой брат упоминал о тебе, — сказала Хатидже, лукаво улыбаясь.

Хюррем вспыхнула, вспомнив прикосновение руки и губ Сулеймана.

— Он сейчас очень занят государственными делами. Весной он собирается выступить походом на север и присоединить к нашей империи Белград.

Хюррем почти ничего не знала о Белграде, но при мысли о военном походе почувствовала, что ей не по себе.

— Ты сказала, он упоминал обо мне?

Хатидже улыбнулась.

— Что он говорил? — умоляюще спросила Хюррем, тыча подругу в бок.

— Он сказал, что твоя улыбка слаще, чем все сладкие воды Европы и Азии, вместе взятые, что твоя красота безупречна и рядом с тобой Тень Бога на Земле превращается в простую искру.

Хюррем густо покраснела.

— Заседания Дивана продолжатся до конца недели, но потом, дорогая моя, будь уверена, он позовет тебя к себе.

Сулейман и Ибрагим скакали по ровному полю. Слева от них тянулся вал, защищавший дворец Топкапы от вод Мраморного моря. Высоко над ними и за ними, на утесе, возвышались стены самого дворца. Со стороны кухни медленно плыл дым.

Мужчины пришпорили лошадей и галопом поскакали по полю. Вскоре Сулейман, выбившись из сил, натянул поводья Тугры. Кобыла встала на дыбы, весело тряся головой. Когда она снова поставила все четыре копыта на землю, Сулейман быстро потрепал ей гриву и нежно поцеловал в шею.

Ибрагим расхохотался:

— Иногда мне кажется, что ты любишь эту лошадь больше, чем всех одалисок из твоего гарема.

Сулейман улыбнулся:

— Друг мой, ты хорошо меня знаешь, но сейчас, боюсь, мое сердце украл прекрасный цветок.

— Тебе кто-то приглянулся? — спросил Ибрагим. — А, знаю! Подарок твоей матушки!

Глаза Сулеймана загорелись, и он похлопал друта по плечу. Ибрагим радостно улыбнулся и повторил его жест. Ибрагим был ровесником Сулеймана; ему исполнилось двадцать шесть. Но если Сулейман был высоким и сухощавым, Ибрагим был ниже ростом, мускулистее и приземистее.

Сын греческого рыбака, он был еще мальчиком захвачен в плен пиратами и продан в рабство. К шести годам он попал во дворец султана. Его сделали пажом шехзаде. С тех пор они с Сулейманом были неразлучны.

Сулеймана всегда поражали энергия и воодушевление Ибрагима — даже сейчас, скача по полю, он наблюдал за другом завистливо и вместе с тем задумчиво и горделиво. Они вместе учили фарси, греческий и итальянский. Их дружба окрепла на занятиях борьбой, стрельбой из лука. Они учились фехтовать на мечах и играть на разных музыкальных инструментах. Их жизнь переплелась так тесно, что они гораздо больше, чем братья, чем господин и раб.

— Господин, после твоего восшествия на престол у нас наплыв добровольцев и рабов, которые желают служить тебе.

Остаток пути они проскакали рысью и, объехав лотки торговцев рыбой, очутились на площади, с трех сторон ограниченной птичниками, казармами янычар и началом земляной стены, отделявшей дворец Топкапы от центра Стамбула. На площади стояли двести мальчиков и юношей. Некоторым было всего девять или десять лет; самым старшим — около восемнадцати.

Сулейман пытливо посмотрел на молча стоящих юношей. Среди них ходили великий визирь и капи-ага, начальник янычар. Они ощупывали мускулы, осматривали зубы. Нескольких мальчиков вывели из строя и велели бороться друг с другом, чтобы те показали свою силу. Они катались в грязи, пыхтя, не обращая внимания на боль и синяки. Им очень хотелось, чтобы их отобрали.

Один маленький мальчик с длинными светлыми волосами, запачканными грязью, встал из пыли, крича, и, бросившись на двух мальчиков вдвое старше себя, повалил их на землю.

— Когда он подрастет, из него выйдет славный воин, — с удовольствием отметил султан.

Затем он обернулся к нескольким молодым людям, сражавшимся друг с другом. Все были раздеты по пояс; на их спинах блестели грязь и пот. Особое внимание он обратил на одного молодого человека лет восемнадцати. Когда он бросался в атаку, густые каштановые волосы падали ему на лицо. Ловко действуя мускулистыми руками, он хватал противников за ноги и толкал в грязь. Они катались по земле. Вдруг соперник перевернул юношу с каштановыми волосами на спину и навалился на него всей тяжестью. Но юноша замахнулся кулаком и ударил соперника в нос. Послышался тошнотворный хруст. Ликующий победитель вскочил на ноги, отводя от лица волосы, и торжествующе наступил левой ногой на грудь своего поверженного соперника, который по-прежнему лежал на земле.

Ибрагим хлопнул в ладоши, веля великому визирю записать имя молодого человека. Его отправили к группе тех, кого уже отобрали.

Юноша убрал ногу с груди соперника и попытался стереть со своего торса въевшуюся грязь. Сулейман заметил шрамы на его груди. Поймав на себе взгляд призывника, он поднял руку в знак приветствия и натянул поводья Тугры, развернулся и поехал назад.