П. Паркер - «Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан

— Мой султан, хочешь, чтобы сегодня я поужинал с тобой? — спросил Ибрагим, когда они снова очутились на лугу.

— Нет. Мы покончили с государственными делами, и теперь мне не терпится исполнить свой долг в гареме.

— Надеюсь, твой меч готов к решительному штурму.

— О да, друг мой, благодаря твоей искусной ручной работе он заострен для битвы.

Оба расхохотались и пустили лошадей в галоп.

Обнаженные Хатидже и Хюррем лежали на восьмиугольной мраморной плите в центре хамама. Их усердно растирали и массировали две мавританки. Хюррем рассматривала девушку, которая растирала Хатидже. Кожа у нее была черная как смоль, а лицо ужасно обезображено. Толстые губы и широкий нос под черными глазами пересекало отвратительное родимое пятно, что делало мавританку ценным приобретением для гарема. В самом деле, стати одалисок выгодно оттеняло уродство их рабынь. И все же девушка выглядела вполне довольной. Хюррем точно знала, что обращались с мавританками хорошо, кормили той же пищей, что и фавориток, и селили среди такой же роскоши. Да, мавританки были рабынями, но не более чем она.

У нее вошло в привычку несколько часов в день проводить в хамаме. Сегодня мавританки уделяли Хюррем особое внимание: они должны были подготовить ее к ночи с султаном. Как следует размяв ей мышцы и растерев все тело, они обильно покрыли ее всю, с головы до ног, черноморской грязью. Горячий, влажный воздух хамама клубился вокруг нее.

Рядом лежала Хатидже; она приподнялась на локте и разглядывала ее покрытые грязью изгибы, затем с нежностью провела пальцем по прекрасной груди Хюррем, оставив ложбинку в густом слое грязи. Хюррем хихикнула и протянула руку, чтобы перехватить руку Хатидже.

— Хатидже, я… боюсь, — призналась она.

Ее подруга улыбнулась и нежно коснулась губами ее щеки.

— Не бойся, милая. Сулейман добрый. Он полюбит тебя так же, как я — и даже больше, как может полюбить только мужчина.

— Но что я должна делать, чего я должна ожидать?

— Чтобы тебя любили, дорогая, — прошептала в ответ Хатидже.

Вскоре мавританка начала счищать с Хюррем застывшую грязь острым краем раковины. Кожа стала поразительно мягкой; все волосы на теле удалились. Она с изумлением оглядывала свое гладкое, безволосое тело. Как будто она снова стала маленькой девочкой! Хатидже пощекотала ее между ног и заметила:

— Милая, твоя гладкая кожа доставит ему большую радость. Это знак твоей чистоты и добродетели.

Хюррем невольно вспыхнула.

Они с Хатидже провели в хамаме еще час, а затем вышли в раздевалку, где им приготовили прохладный шербет с яблочным вкусом. Когда последние лучи солнца покинули помещение и евнухи зажгли светильники, в хамам вошел Гиацинт и посмотрел на одалисок. Ненадолго задержал свой взгляд на Хюррем, а затем прошел мимо нее к Ханум, первой фаворитке Сулеймана. Ханум, красивая женщина, встала и с взволнованным видом вышла.

В ту ночь Сулейман не позвал к себе Хюррем; Ханум вернулась в гарем лишь на следующий день, прижимая к груди драгоценное сокровище — кафтан черного шелка, отороченный мехом.

На следующую ночь Гиацинт снова вошел в гарем, но, снова пройдя мимо Хюррем, направился к Махидевран — второй фаворитке — и что-то шепнул ей на ухо.

Махидевран вернулась в гарем на следующее утро, неся корзинку драгоценностей и красивые домашние туфли.

На третий день Хюррем сидела с Махидевран в закрытом дворе.

— Не понимаю… — говорила она.

— Дорогая, таков обычай. Ты красива, но даже султан должен соблюдать традиции. Ханум, Гюльфем и я — фаворитки нашего султана. Да, ты ему приглянулась, но только Аллах ведает, присоединишься и ты к нам и станешь фавориткой или тебя отошлют назад, в Старый дворец.

Хюррем долго молчала. Ей и в голову не приходило, что ее могут отослать назад, в Старый дворец.

— Но ведь… — испуганно начала она.

— Ничего не бойся, я открою тебе секреты, которые, без сомнения, помогут тебе присоединиться к нам, — тихо пообещала Махидевран. Она довольно долго шептала ей на ухо, рассказывая о таких вещах, о которых понятия не имели ни Хюррем, ни Александра.

Хюррем вспомнила, как много лет назад, в летний день, отец посоветовал ей поговорить с тетушкой Барановской. Тогда она этого не сделала, предпочтя домашние дела. Теперь она жалела, что не провела с соседкой хотя бы нескольких часов. Еще больше она жалела, что не может прижаться к родной матери и услышать от нее слова утешения.

В тот вечер Гиацинт снова вошел в гарем и жестом поманил за собой Гюльфем, которая должна была последовать на половину султана. Она ужасно разволновалась и, пока ее одевали, смеялась, как юная девушка. Ухватив Гиацинта под руку, она покинула гарем.

На следующее утро она вернулась, ослепительно улыбаясь. Ее запястье было унизано несколькими золотыми браслетами.

На четвертый вечер Хюррем сидела на краю фонтана с Хатидже. Детей уже отправили спать, во дворе было тихо, лишь журчала за их спинами вода. Она смотрела на небо. Последние отблески солнечного света скрылись за горизонтом; показались первые звезды. Хюррем крепко держала свою спутницу за руку. Обе девушки молча следили, как небо у них над головами постепенно чернеет и на нем загораются россыпи созвездий. Хатидже показала несколько из них и сказала, как они называются. Хюррем прилежно повторяла за ней незнакомые слова.

По двору прошли евнухи, зажигая светильники; потом они ушли. После легкого ужина, состоящего из фруктов, и еще часа, проведенного в задумчивом молчании, под колоннадой справа от них появился Гиацинт.

Он пытливо посмотрел на девушек — но, когда Хюррем привстала, он покачал головой и ушел.

То же самое повторилось на пятую ночь, когда Хюррем и Хатидже молча сидели у фонтана после ухода Гиацинта.

Махидевран прошла мимо них и, приторно улыбаясь, коснулась руки Хюррем.

— Бедняжка! — одними губами произнесла она.

Прошло еще два дня.

Хюррем сидела в темном дворе и сердито тыкала иглой в шелковую основу.

«Я ему не понравилась… Блеск его глаз был лишь игрой моего воображения; ему ни за что не сравниться с тем блеском, который появлялся при виде меня в глазах моего любимого Дариуша».

Она продернула нить и снова воткнула иглу в тонкий шелк. Материю покрывали плотные ряды ровных стежков. Докончив маленький алый цветок, она неосторожно ткнула иглой и уколола палец. Уронив вышивание на колени, она стала смотреть, как на кончике пальца набухает капелька крови.

Кто-то коснулся ее руки и, опустившись на колени, припал губами к маленькой ранке. Хюррем изумленно вскинула голову и увидела перед собой глаза Сулеймана. Его губы нежно ласкали, целовали палец, увлажняя его. Молча, не сводя с нее взгляда, он обвил руками ее талию и поднял на руки.