Виктория Хольт - Король замка

— К счастью, они не пострадали во время революции, — пояснил он, и я почувствовала его благоговение перед всем, что связано с замком. Право, его искренность и простодушие начинали нравиться мне.

Дни текли однообразно. Я рано приходила в галерею и работала все утро. После обеда обычно гуляла в парке и возвращалась до сумерек, которые в это время года наступали в пятом часу. Потом я готовила растворы или читала свои старые записи. Так проходило время до ужина. Ужинала я одна, но несколько раз мадемуазель Дюбуа приглашала меня к себе. Я не могла отказаться и была вынуждена в сотый раз слушать историю ее жизни: что она была дочерью адвоката и ее воспитывали не для работы, что ее отца подвел компаньон и тот умер от разрыва сердца, а она, оставшись без гроша, стала гувернанткой. Рассказанная с жалобными интонациями, эта история нагоняла на меня такую тоску, что я спешно прощалась, возвращалась к себе и усаживалась читать какую-нибудь книгу из библиотеки (Филипп сказал, что граф с радостью позволяет мне пользоваться в замке всем, что может оказаться мне полезным).

В те ноябрьские дни я была в стороне от жизни замка и лишь смутно догадывалась о ней, когда до моей комнаты доносились звуки музыки — иногда знакомой, иногда нет.

Однажды на прогулке я встретила Жан-Пьера. Он тоже был верхом. Доброжелательно поздоровался со мной и спросил, не собиралась ли я их навестить. Я сказала, что собиралась.

— Давайте сначала заедем на сен-вальенские виноградники, потом вместе вернемся.

Я никогда не ездила в сторону Сен-Вальена и поэтому сразу согласилась. К тому же я всегда была рада встрече с Жан-Пьером, меня привлекали его энергия и жизнерадостность. Дом Бастидов без него становился не таким приветливым.

Мы заговорили о приближающемся Рождестве.

— Вы проведете его с нами, мадемуазель?

— Это официальное приглашение?

— Знаете, я не люблю формальностей. Это просто искреннее пожелание, высказанное от имени всей семьи. Почтите нас своим присутствием!

Я сказала, что буду рада видеть семью Бастидов и что с их стороны очень мило пригласить меня.

— Мы действуем из корыстных убеждений, мадемуазель.

Он быстро наклонился ко мне и тронул за руку. Я не придала значения его порывистости, приняв ее за свойственную французам галантность.

— Не стану рассказывать вам о том, как мы обычно встречаем Рождество, — засмеялся он. — Пусть это будет для вас сюрпризом.

Когда мы приехали на сен-вальенские виноградники, меня представили господину Дюрану, управляющему. Его жена принесла вино и печенье. Печенье показалось мне очень вкусным, а Жан-Пьер и господин Дюран принялись обсуждать качество вина. Предоставив меня жене, господин Дюран завел с Жан-Пьером разговор о делах.

Госпожа Дюран многое обо мне знала. Очевидно, замок был главной темой местных сплетен. Что я думаю о замке, о графе? Я отвечала осторожно, и она, решив, что из меня не вытянешь ничего нового, заговорила о своих заботах, о том, как она беспокоится о господине Дюране, потому что он слишком стар для такой изнурительной работы.

— Все заботы, да заботы! После бедствия, которое случилось десять лет назад, в Сен-Вальене не было ничего хорошего, но господин Жан-Пьер — кудесник, и вино Гайара возрождается. Думаю, Его Светлость скоро позволит моему мужу уйти на покой.

— Он должен ждать разрешения Его Светлости?

— Конечно. Его Светлость подарит ему домик. Как я мечтаю хоть немного отдохнуть! Заведу несколько кур и корову… или, может быть, две. И для мужа так будет лучше. Старику это не по силам. Он уже не молод, чтобы управляться с таким хозяйством. Одному Богу известно, побьет ли морозом виноградники? А в дождливое лето всегда много вредителей. Хотя самое худшее — весенние заморозки. Погожий день и вдруг — мороз! Подкрадется, как ночной вор, не оставит нам ни одной виноградины. А если мало солнца, виноград будет кислым. Такая жизнь — для молодых… для таких, как господин Жан-Пьер.

— Надеюсь, вы скоро отдохнете.

— Все в руках Господа нашего, мадемуазель.

— Или Его Светлости, — заметила я.

Она развела руками, словно говоря, что это одно и то же.

Через некоторое время Жан-Пьер вернулся, и мы уехали из Сен-Вальена. По дороге заговорили о Дюранах, и он сказал, что бедному старику уже давно пора на покой.

— Он и вправду должен ждать решения графа?

— Да, — ответил Жан-Пьер. — Здесь все зависит от Его Светлости.

— Вас это возмущает?

— Считается, что время деспотов кончилось.

— Вы можете уехать, он не сможет вам помешать.

— Оставить дом?

— Если вы так ненавидите графа…

— Я произвожу такое впечатление?

— Когда вы говорите о нем, ваш голос становится жестким, и в глазах появляется что-то…

— Это все равно. Я гордый человек. Может быть, слишком гордый. Но эта земля — мой дом, так же, как и его. Моя семья жила здесь веками. Его тоже. Единственная разница в том, что они жили в замке, а мы выросли при замке, но это и наш дом тоже.

— Понимаю.

— Если я не люблю графа, то это, скорее, по традиции. Что для него значит эта земля? Он здесь едва появляется. Предпочитает свой парижский особняк. А нас он не замечает. Мы не достойны его светлейшего внимания. Но он никогда не выживет меня из моего собственного дома. Я работаю на него, потому что это мой долг, но стараюсь не видеть его и не думать о нем. Вы будете чувствовать то же самое, если уже не чувствуете.

Вдруг он запел. У него был приятный тенор, голос дрожал от волнения. Песня была старая — из тех, что французские крестьяне некогда сочиняли о своих господах.

Замолчав, он выжидательно посмотрел на меня.

— Мне нравится, — сказала я.

— Я рад, мне тоже.

Он посмотрел на меня так пристально, что я не выдержала и пришпорила лошадь. Боном пустился галопом. Жан-Пьер поскакал за мной, и вскоре мы вернулись в Гайар.

Когда мы проезжали по виноградникам, я увидела графа. Он ехал со стороны дома Бастидов. Заметив нас, он поприветствовал меня кивком головы.

— Вы хотели меня видеть, Ваша Светлость? — спросил Жан-Пьер.

— В следующий раз, — ответил граф и ускакал.

— Вы должны были быть на месте? — спросила я.

— Нет. Он знал, что я в Сен-Вальене. Я ездил по его поручению.

Я не знала, что и подумать, но когда мы проезжали мимо хозяйственного двора, из конторы вышла Габриелла. Ее щеки горели румянцем, и она выглядела очень хорошенькой.

— Габриелла! — позвал Жан-Пьер. — У нас мадемуазель Лосон.

Она улыбнулась, но, как мне показалось, с каким-то отсутствующим видом.

— Заезжал граф, я видел, — уже другим тоном сказал Жан-Пьер. — Что ему надо?

— Он проверил несколько цифр… и все. Он зайдет в другой раз, чтобы поговорить с тобой.

Жан-Пьер нахмурился.