Мария Кунцевич - Тристан 1946

— Ну и что сказал твой муж?

— Разве ты не знаешь Джеймса? Он сказал, что, Боже упаси, он ни в коем случае не намерен губить мой актерский талант, но у меня есть и другие таланты, и что мои научные склонности тоже надо развивать. Но, если я считаю, что актерский талант важнее, он готов ехать со мной в Лондон, я сама должна убедиться, что для меня главное.

— Ну и ты поедешь?

Она нахмурилась.

— Может, и поехала бы, если бы не Драгги.

— Чем он тебе мешает?

Лицо у нее потемнело.

— Драгги не нужны мои таланты. Он с самого начала ревновал меня к Михалу. Это он сделал из меня манекенщицу и всегда хотел, чтобы я ушла от Михала.

— Теперь он, наверное, хочет, чтобы ты ушла от Брэдли.

Она надула губы.

— Если я и уйду от Брэдли, то во всяком случае не к Драгги…

— Пожалуйста, не пиши об этом Михалу.

Был июльский вечер, когда по телефону я услышала голос Кэтлин — хриплый, надтреснутый. «Подружка… посылаю за тобой машину. Джеймса нет дома!» Она бросила трубку. Поздно вечером я приехала к ней. Она ждала меня внизу в холле, губы у нее были бесцветные, под глазами круги, она провела меня через «французскую гардеробную» в комнату, где когда-то Эрнест искал в постели «вора». Мы сидели рядом, неестественно прямо.

— Что случилось?

— Драгги опять приезжал. — Она стиснула руку в кулак. — Он нарочно выбрал такой день, когда Джеймс уехал в Эдинбург, чтобы показать мне вот это.

— Что показать?

Она схватила меня за руку и беззвучно шевелила губами.

— Ради Бога, что с тобой?

Встала, одной рукой прикрыла шею, словно боясь, что слова, которые застряли у нее в горле, вот-вот прорежут его насквозь, а другую протянула вперед.

— Вот там…

Мы подошли к столику. Сверху на блокноте лежал листок, очень похожий на визитную карточку. Я взглянула внимательнее: это было отпечатанное уведомление о том, что свадьба Кэт Уокер с Михалом Гашинским состоялась 18 мая в Олд Уестбери, Лонг-Айленд, штат Нью-Йорк.

Кэтлин тяжело опустила голову мне на плечо.

— Подружка, этого не может быть. Ты должна сейчас же послать Михалу телеграмму.

Я чувствовала, что меня оставляет рассудок.

— Подожди… телеграмму? Кому, зачем?

— Скажи, что я требую… Нет, я прошу… — Она опустилась на пол, все время повторяя: — Я прошу, прошу…

Зажав уши, я бросилась в коридор к нише с телефоном. Дрожа, продиктовала телеграмму: «Правда ли, что ты женился на Кэт Уокер? Сообщи немедленно в Труро. Мама».

Я вернулась, Кэтлин с закрытыми глазами лежала на кровати.

— Что он сказал?

— Дорогая, ведь я с ним не разговаривала, я отправила телеграмму.

Она открыла глаза.

— Мне показалось, что он тут. Когда придет ответ?

Я просидела возле нее всю ночь и уехала утром, за час до возвращения Брэдли. Ответа не было.

Не заходя домой, я отправилась прямо к Гвен. Взглянув на меня, она сразу же сказала: «Ты все знаешь». Сама она знала об этом давно и избегала меня, не желая быть гонцом, приносящим дурные вести.

Я не ответил ни «немедленно», ни потом. Женщины любят задавать вопросы. А вдруг? Вдруг случится чудо и правда окажется неправдой? Что мама и Кася сделали для того, чтобы случилось чудо? Мама со мной не поехала. К Пенсалосу ее прочно привязывал уютный коттедж и воспоминания о прошлом, которого она вовсе не ценила, пока оно не ушло. Отец ее любил, и Фредди, наверно, тоже. Она стала проявлять к ним интерес, только когда оба ушли в мир иной. Может, и мне надо было подождать, пока умру? А Кася… С какой охотой она вернулась к Брэдли! У нее была только одна забота: оставит ли Брэдли у себя миссис Мэддок и Эрнеста. Я бы ни за что не отдал ее Брэдли, продолжал бы мучиться в этом проклятом Лондоне, если бы сам я ей не надоел. Моей любовью она была сыта по горло. Захотелось ей избавиться от грязи. К старому умнику захотелось. Тошнило ее от нашего пса, от моих воспоминаний, от моей Польши. И миссис Кэтлин Мак-Дугалл была права, права, как Бог. Зачем ей прозябать на Эрл-Корт со всякими перемещенными личностями. Брэдли прогнал ее врагов — и, пожалуйста, она счастлива. Драгги пишет, что новоиспеченная леди Кэтлин пожинает теперь научные лавры, потому что старик напичкивает ее своими идеями.

Работенку — и притом неплохую, я уже отложил двести долларов — устроил мне брат Кэт, Бернард. Если бы не он, я бы и приглашения не получил. Во время войны он служил в Англии, в авиации, в одной части с поляками. Кэт что-то ему там обо мне наболтала, и он сразу решил — нужно его вызвать, у нас парень свое возьмет. Он меня встречал в Нью-Йорке на пристани. Меня вызвали по микрофону, таможню я прошел быстро, и тут же у входа стоял его «кадиллак».

Бернард повез меня не к Кэт, а к себе. У него в Манхэттене на двадцать пятом этаже роскошная холостяцкая квартирка, окна смотрят в разные стороны, на две реки, посмотришь вниз — люди бегают крохотные, как букашки, а ты от них далеко, дело имеешь только с солнцем, за одной рекой оно всходит, за другой — садится, свет течет по улицам, будто по речному руслу, а ночью можно рукой до луны дотянуться. Он мне говорит: «Вот тебе комната с ванной, со всеми удобствами, живи сколько влезет».

Вечером заявилась Кэт в грязных брюках, в свитере с высоким воротом, сидит на Бернардовых шелках, курит, пепел на ковер стряхивает, виски мы с ней выпили порядочно, не разбавляя, и я подумал, где же та хваленая гигиена, к которой она в Пенсалосе дочек приучала.

— Дети здоровы? — спрашиваю.

— Здоровы, паршивки, — отвечает. — Трудно детей без отца воспитывать.

«Ого, — думаю, — это что-то новое».

На другой день пошел в бюро по найму. Бернард злился: «К чему такая спешка? Отдохни. За квартиру платить не надо». Но мне неохота было у него одолжаться. Из Подружкиных денег еще кое-что оставалось, ровно столько, сколько нужно внести в профсоюз каменщиков на вступительный взнос. Записался я в профсоюз. Неподалеку от владений Кэт, в Лонг-Айленде, одна фирма как раз начинала строительство, шикарный будет райончик, требуется рабочая сила, и Бернард меня рекомендовал.

Кэт частенько приезжала на стройку верхом, и это мне нравилось, не она сама, а то, что она лошадей любит. Вокруг бульдозеры деревья с корнями выворачивают, в землю вгрызаются, лезут в ее нутро, как врачи в больнице на операции. Машин хватает, бетономешалки, подъемные краны, фургоны, грузовики, вот-вот двинутся в атаку, сплошной бензин, железо и грохот. А лошадь совсем ни к чему, разве только для красоты. Это мне тоже понравилось. Кэт, с тех пор как получила наследство от дяди, за одеждой не следит, приезжает верхом в джинсах и свитере. Помню, как она говорила, что поселится в Штатах где-нибудь на ферме или в рыбачьем поселке, как в Пенсалосе. А живет во дворце! Если бы я там служил швейцаром — я бы ее и на порог не пустил! Волосы нечесаные, одежда в дырах и заплатах — и это мне тоже нравилось. Чересчур уж красивая была моя Кася, чересчур нарядная, чересчур чистенькая.