Барбара Картленд - Огонь на снегу

Сейчас Грузия тоже была покрыта белой пеленой снега, но благодаря солнцу, зеленым лесам и веселым ручейкам он не выглядел столь угрожающим, как под серым небом Петербурга.

— Как здесь красиво! — восхищенно произнесла Алида.

— Дворец тоже прекрасен! — воскликнула вторая монахиня, сестра Екатерина. — Я не представляла себе, что водном месте может быть столько красот!

— Сестре Екатерине придется возвращаться в больницу, — улыбнулась сестра Мари-Клер. — После такой роскоши больница покажется ей убогой и непривлекательной!

Алида все еще не решалась задавать вопросы, но день и ночь ее мучила мысль: где князь?

Наконец решившись, она задала вопрос и залилась краской: ведь ответ так много для нее значил!

— Его светлость не смог уехать из Петербурга, — объяснила Мари-Клер. — Вы, наверное, знаете, мадемуазель, он, как великий христианин, борется за освобождение крестьян от рабства, в котором они живут в течение стольких веков!

— Да, я знаю. Но неужели он сам устроил так, чтобы я оказалась здесь?

— Его светлость привез вас из леса в больницу: надо было извлечь пулю из вашего плеча. Он объяснил, что когда волки стаскивали графа Ивана с саней, пистолет в его руке случайно выстрелил.

— Да… конечно… так и было!

— Его светлость глубоко опечален, что его люди не смогли спасти вашу кузину: помощь запоздала. — Алида промолчала, и монахиня положила ладонь на руку девушки. — Дитя мое, постарайтесь не думать об этом! По воле Божьей вы остались целы, и его светлость позаботился, чтобы к вам вернулись здоровье и силы.

— Я останусь… калекой?

— Я все ждала этого вопроса, — улыбнулась монахиня. — Должна сказать честно: полностью вы поправитесь нескоро. У вас на плече останется шрам, но постепенно все пройдет!

Алида попыталась разглядеть шрам, но сестра остановила девушку:

— Это вас расстроит, малышка. Поначалу раны — отвратительное зрелище, но природа — великий лекарь. Благодарите милостивого Бога, что вы живы. Однако вам надо запастись терпением: лихорадка пройдет нескоро.

— Я все время благодарю Бога, — прошептала Алида.

— Когда вы достаточно поправитесь, — перебила ее сестра Екатерина, — уже наступит весна, а весной в Грузии очень красиво. Всюду зацветут цветы, такие же прекрасные, как во дворце у князя.

— Мне хочется посмотреть дворец! — воскликнула Алида.

— Как только вы достаточно окрепнете, — пообещала сестра Мари-Клер. — Молитвы помогут вам лучше любого доктора!

Под присмотром добрых монахинь Алида день ото дня набиралась сил. Помогало ей и радостное возбуждение, воцарившееся в ее душе. Каждый нерв напрягался в ожидании радостной встречи с будущим. Князь не отослал ее в Англию! Он пригласил монахинь, чтобы они ухаживали за ней! Она живет в его дворце! Да ведь это почти то же самое, что быть рядом с ним!

Миновало Рождество, и солнце с каждым днем грело все жарче.

— Скоро снег растает совсем, — объявила сестра Екатерина.

Лед на озере уже таял, а реки стали полноводнее.

Когда Алида наконец смогла покинуть свою спальню, две горничные повели ее в просторную гардеробную.

Вместо своих невзрачных серых платьев девушка увидела буйство красок: на вешалках теснились голубые, желтые, зеленые, ярко-розовые и белые платья.

— Это… все мне? — запинаясь спросила она.

Горничные, не понимавшие по-английски ни слова, выразительными жестами указывали ей на платья, и одна из них пояснила:

— Из Петербурга!

Алида узнала руку французской портнихи, знавшей ее размеры. Только она могла сшить ей платья их этих прекрасных, дорогих тканей.

«Он… подумал обо мне!» — пронеслось в голове у девушки.

Все во дворце живо напоминало о князе, и Алида постоянно чувствовала его присутствие.

Здесь не было ни величия Михайловского дворца, ни гигантских размеров и подавляющей роскоши Зимнего. Алиде казалось, что все, кто когда-нибудь жил здесь, были безмерно счастливы. Ей чудился смех в заполненных цветами комнатах, в коридорах, отнюдь не бесконечных, в домашних уютных гостиных, украшенных бесценными сокровищами, которые, казалось, органично вписывались в интерьеры.

В отличие от дворцов и домов в Петербурге, здесь было несколько открытых каминов, а огромные кафельные печи грели так жарко, что ночью Алида укрывалась лишь одним шерстяным одеялом.

Наконец настал день, когда Алиде было позволено совершить первую прогулку.

— Поезжайте медленно! — наказала кучеру сестра Мари-Клер.

Кучер был довольно пожилой, улыбчивый человек с блестящими, веселыми глазами. Именно такими представляла себе Алида грузин.

Проезжая по улице, девушка обратила внимание, что люди здесь сильно отличаются от жителей Петербурга.

Мужчины были стройными, смуглыми и очень красивыми. Их черты говорили о греческом или персидском происхождении. Женщины, такие же красивые, как в Петербурге, казалось, постоянно смеялись.

Проезжая по маленьким деревушкам, они неизменно слышали смех и мелодичное пение.

— Грузины приняли христианство еще в четвертом веке, — гордо сказала сестра Мари-Клер. — Они терпимы и великодушны.

— И любят спорт, музыку и балет! — добавила сестра Екатерина.

— Балет! — тихо повторила Алида, подумав о матери.

У нее создалось впечатление, что здесь никто не озирается от страха перед шпионами, как это делают русские на севере. Даже походка у грузин уверенная. Такая походка может быть только у свободных людей.

— Может быть, и в России будет так же, когда освободят крепостных, — произнесла Алида.

Встречающиеся дети махали им руками, а двое мужчин, тащившие бревно, весело приветствовали их кучера.

— Можно только молиться, чтобы это стало так, — ответила сестра Мари-Клер.

Однако Алида поняла, что сестра сомневается, избавится ли когда-нибудь Россия от власти аристократов, засилья тайной полиции и станет ли жизнь хоть немного легче.

Вскоре рука Алиды начала действовать, и с нее сняли повязку. На ее плече остался только красный шрам от пули графа, но самое главное — она поняла, что Грузия вылечила не только ее рану, но и душу.

Она больше не просыпалась от ужасных сновидений, в которых граф в который раз падал, сраженный пулей, а рычащие волки стаскивали их с Мэри с саней. Сначала, хотя она и старалась не думать о происшедшем, ужасная сцена не выходила у нее из головы. Алида думала, что никогда не забудет этого кошмара, но природа делала свое дело, и вскоре страшные воспоминания понемногу начали стираться из ее памяти.

Она поймала себя на том, что почти бесстрастно думает о своем поступке и может смотреть правде в глаза: не застрели она графа, князь замертво упал бы к ее ногам. Толкнув его, она спасла ему жизнь, пусть даже сама была ранена.