Анри де Ренье - Страх любви

Позвякивание раковин, встряхиваемых в корзине, вывело Марселя из его задумчивости. Стоя перед ним, маленький продавец ждал. Он продолжал смеяться. У Марселя не было монеты меньше лиры; он протянул ее ребенку; тот поспешно схватил ее, подобрал свою корзину и скрылся. Марсель видел, как издали он подсматривал за ним; заметив, что за ним следят, и опасаясь, вероятно, того, что forestiere [25] Чужестранец. (Прим. перев.) может одуматься, он пустился бежать и исчез за одним из выступов берега.

Марсель Ренодье вздохнул. Этот загорелый бродяжка, без сомнения, не задавал себе вопроса о том, стоит ли жить, зачем созданы люди и есть ли в жизни цель! Для него ничего не существовало, кроме настоящей минуты. Для него не было другого места, кроме того места, где он родился. Внезапно Марсель Ренодье ощутил мучительное чувство тоски по родине. Зачем покинул он Париж? Еще более угнетенный и усталый за последние дни, он спал плохо, а по вечерам у него были горячие руки. Бютелэ заставлял его глотать хинин и советовал возвращаться домой до захода солнца.

Он бросил крошечные желтые раковинки, которые рассыпались вокруг него по песку. В руке его морские коньки изгибались причудливо, с их видом морских призраков. Они казались какими-то зловещими символами… Уж не становится ли он суеверным? Он подметил смешные знаки от дурного глаза, которыми тайком обменивались Аннина и Беттина при его появлении. Он пожал плечами и с трудом поднялся. Обычно соленый ветерок Лидо подкреплял его. Он любил этот пляж, пока еще пустынный, Но где вскоре казино должно было открыться. Гостиницы наполнятся народом.

Он шел, сгорбившись и медленно. Рыхлый песок оседал под его ногами. Он торопился достигнуть твердой земли. Он рассчитывал сесть в трамвай, который идет к пристани. Когда он достиг остановки, вагон только что отошел. Он спрашивал себя, ждать ли ему следующего или пойти пешком; сборище людей привлекло его внимание.

Дети, женщины, кучер, слезший с козел, два монаха в странных шляпах из фетра с длинным ворсом, цвета жженого сахара, окружали фигляра. Человек заставлял танцевать обезьяну, сидевшую на чем-то вроде насеста. Кривляющееся животное было одето в красный балахон и штаны зеленоватого бархата; его сморщенное лицо казалось маскою, из-под которой виднелись почти человеческие глаза, печальные и недоверчивые. Ее расхлябанная важность веселила зрителей. В первом ряду вытягивался на цыпочках продавец раковин, со своей влажной корзиной на руке. Оба монаха перешептывались. Кучер жестом указал Марселю на свою свободную коляску.

Марсель почувствовал себя лучше: мысль пройтись пешком не была ему неприятна. В конце аллеи он снова выйдет к лагуне на пристань. Vaporetto [26] Пароходик. (Прим. перев.) отвезет его в Венецию. Он любил эти возвращения в город, в роскошном и благородном освещении заходящего солнца. С тех пор как он жил в Венеции, он более чем когда-либо наслаждался красотою окружающего. Ежедневное влияние Бютелэ, несомненно, содействовало пробуждению в нем чувства живописного. Он вообще замечал, что общество художника было для него благотворно. Он был менее несчастлив с тех пор, как жил в палаццо Альдрамин. Разумеется, взгляд его на жизнь не изменился. Что жизнь дурна и тщетна — эта уверенность была в нем тверда и непоколебима; он считал, что достаточно проверил на своем жизненном опыте эту истину, чтобы быть в ней лично убежденным, но это пессимистическое воззрение словно оцепенело, заснуло в нем. Если оно запрещало ему обольщаться надеждами, то все же позволяло ему мирно погружаться в какое-то пассивное, бездейственное отречение. Чтобы дойти до этого состояния, ему пришлось страдать, рвать узы, связывающие нас с жаждою счастья, но теперь разрыв стал окончательным…

Меж тем vaporetto, на котором он ехал, приближался к стрелке Джардино. Великолепная Венеция вставала из вод, позлащенных солнцем, и медленно вырастала на светлом небе, словно еще слабая и влажная от своего погружения в морскую стихию. Марсель Ренодье смотрел. Направо, вблизи, деревья сада сливали в массы свою зелень. Налево церковь Джорджо Маджоре круглила свой купол и высила свою красную колокольню. Прямо против него расстилался город, в уровень с водою. Розовая стена Дворца дожей казалась шелковой дымкой. Две порфировые колонны Пьяцетты [27] Пьяцетта — площадь в центре Венеции. Установленные на площади колонны из гранитных монолитов были привезены из Египта в 1127 г. и увенчаны статуями льва — символа Венеции — и Св. Федора на драконе. поднимались внезапным и уверенным взмахом. Далее фасады домов наклонялись у входа в Большой канал, а в воздухе золотая статуя Фортуны на башне Догана ди Маре [28] Здание Таможни. (Прим. перев.) блестела, крылатая и переменчивая, и так сверкала, словно сейчас должна была запылать.

Пароходик подходил к мосткам набережной. Марсель Ренодье сошел на землю. На Соломенном мосту стояла группа туристов: две молодые женщины в скромных туалетах и двое хорошо одетых господ. Облокотясь о перила, один из них обнимал рукой стан одной из женщин. Она была белокура и хороша собой. На шее у нее было одно из тех дешевых жемчужных ожерелий, которые продают ювелиры Прокураций [29] Прокурации — дворцы на площади Сан-Марко в Венеции. . Внезапно Марсель припомнил другие жемчуга, более круглые, более частые, украшавшие другую шею… Как это было давно, далеко, покончено, забыто! Где теперь Жюльетта де Валантон?.. Иностранцы, направлявшиеся к Пьяцетте, обогнали его; Марсель опустил голову. Перед ним тяжело взлетели два голубя. Сделав несколько кругов, они сели на одного из бронзовых коней галереи Сан-Марко.

Марсель Ренодье перешел площадь вдоль. Он зашагал по извилистым улицам. Дойдя до Кампо Сан-Зобениго, он обогнул угол calle. У traghetto [30] Переход. (Прим. перев.) ожидали гондолы. Одна из них была уже наполовину полна. Марсель сел на кожаную скамью. Вода Большого канала, золотистая и переливчатая, блестела между фасадами домов, покрытыми орнаментами. Дома на противоположном берегу были уже в тени. Гондола вошла в их прохладу. Шаги Марселя раздались по темным плитам узенькой calle Сан-Грегорио. Он прошел по ней, пересек Кампьелло Барбаро, достиг Сан-Тровазо и вошел в палаццо Альдрамин через калитку, которую на его звонок пришел отворить Карло, подпоясанный фартуком, с шумовкой в руке; лицо его было выпачкано мукой от пирожных, которые он готовил на кухне, откуда доносился смех Беттины и Аннины, воспользовавшихся, вероятно, отсутствием главного мастера, чтобы отведать приготовленного теста и украсть у него сахару.

— Кто это такая — графиня Кантарини? — спросил Марсель Ренодье Сириля Бютелэ.