Анри де Ренье - Страх любви

Он увидел г-жу де Валантон, отраженною в одном из высоких зеркал в золоченой раме стиля рококо, и он был так взволнован, что двинулся бы навстречу ее отражению, если бы голос Сириля Бютелэ не привлек его взора к тому уголку гостиной, где сидела молодая женщина.

— А, Марсель, вот и вы! Вы до сих пор были на альтане… Я только что видел вас там из сада… Дело в том, дорогая госпожа де Валантон, что мой друг Ренодье превратился в настоящего венецианца… до такой степени, что я, быть может, должен заново представить его вам, несмотря на то что вы его уже знаете!..

Пока Сириль Бютелэ говорил, Марсель приветствовал г-жу де Валантон. Он молча пожал протянутую ему руку в перчатке, меж тем как тихий голос произнес:

— Здравствуйте, господин Марсель!

Он весь затрепетал… То был, конечно, голос Жюльетты, но как бы ослабленный, отдаленный. Звук его был глухой, с оттенком усталости. Это уже не был тот молодой голос, который наполнял коридоры Онэ своей веселой и живой звучностью. И Марсель стоял перед молодой женщиной, не смея поднять на нее глаза.

Бютелэ предложил руку г-же де Валантон. Марсель последовал за ними. За столом он несколько успокоился. Г-жа де Валантон, сидя напротив, разговаривала с художником. Марсель вздрогнул, когда она обратилась к нему. Он ответил довольно просто. Их взоры встретились. Она была все та же, с ее густыми золотисто-каштановыми волосами, прямым носом, красиво очерченным ртом; но лицо ее приняло более серьезное и более грустное выражение. В чертах г-жи де Валантон уже не было того, что прежде так гармонировало с их характером, не было пылкости, прямоты, радостной смелости. Теперь в них проглядывало что-то беспокойное, пугливое, покорное, что выдавали едва приметная складка губ и блеск глаз. Наблюдая ее, Марсель Ренодье вспоминал фигурку Клодиона, с которой некогда сравнивали при нем Жюльетту Руасси, ту маленькую терракотовую вакханку, языческую прелесть которой Жюльетта собой напоминала. Быть может, она походила еще на ту сладострастную статуэтку, но увы, в ней уже не было, конечно, того юного порыва и того пляшущего восторга. Тамбурин, увитый виноградными листьями, показался бы тяжелым для ее утомленных рук, а усталые плечи согнулись бы под тяжестью корзины с плодами, которую, всю залитую солнцем, она некогда подавала ему в окно!

В самом деле, г-жа де Валантон жаловалась Сирилю Бютелэ на легкое утомление. Вероятно, и климат Венеции влиял на нее на первых порах ее пребывания. Ей хотелось привыкнуть к нему, ибо Венеция, необычайная, прекрасная, богатая в сентябрьском блеске мрамора и воды, — уже очаровала ее. Сириль Бютелэ оживился. Он играл на конце шнурка крошечной стеклянной лагуной своего монокля, заставляя ее поблескивать.

— Климат Венеции, сударыня, превосходен! Все, что говорят о нем плохого, — совершенно неверно! Венеция — гигиенический город! Морской воздух, умеренный, смягченный!.. Для легких — ни малейшей пыли, а для нервов — ни малейшего шума!.. Город, дважды в день омываемый приливом и очищаемый самой Амфитритой [34] Амфитрита — мифическая супруга бога морей Посейдона. ! Ибо Амфитрита обитает в Венеции, сударыня. Это именно так, как я вам говорю! Не подумайте, что в качестве морских богов у нас только и есть, что маленькие высохшие морские коньки, которые вам продают на Лидо вместе с теми раковинами, которые кажутся снятыми с самой колесницы богини… У нас в лагуне есть также нереиды, тритоны и сирены!.. Только не все их видят; но мы-то знаем, где они обитают, я, по крайней мере, да и вы также, Марсель, готов в этом ручаться!

Г-жа де Валантон рассмеялась. Смех возвращал ее лицу выражение молодой пляшущей богини. Сириль Бютелэ продолжал, воодушевленный одобрением прелестного лица:

— Да, сударыня, отправляйтесь в Мираколи. Зайдите туда и поднимитесь на ступеньки клироса. У основания колонн, которые поддерживают его навес, вы увидите изваянных из мрамора, белого, как соль, маленьких тритонов и маленьких сирен. Они кроткие, ручные. Вы можете потрогать их гладкие торсы и чешуйчатые хвосты. И это еще не все! Сядьте в одну из наших черных гондол и прикажите свезти вас в старую крепость Святого Андрея. И тогда вы мне скажете, не похожа ли ее массивная дверь скорее на портик какого-то мифологического дворца, дворца, в который укрылись, чтобы бежать любопытных, боги лагуны, образующие двор Амфитриты венецианской…

— Да, дорогой господин Бютелэ, вы убедили меня, и я поеду смотреть ваших маленьких сирен и вашу старинную крепость. Как вы ее называете?

— Крепость Святого Андрея, сударыня… Что касается вас, Марсель, то я думаю, что вы посвятите ей страничку в вашей книге… Так как Марсель Ренодье собирается написать книгу о Венеции.

Г-жа де Валантон и Марсель Ренодье обменялись взглядами.

— Господин Бютелэ говорил мне, что вы были больны, но, к счастью, теперь совсем поправились?

Г-жа де Валантон сделала ударение на слове «к счастью». Марсель отвечал:

— Да, я был очень болен в Венеции.

На минуту за столом воцарилось молчание. В окно проникал запах цветов из сада: аромат невидимых роз, горький дух высокого кипариса. Г-жа де Валантон рассеянно смотрела на высокое черное дерево, верхушка которого была скрыта рамой окна. Прерывистый и легкий шум фонтана дрожал в неподвижном воздухе. Бютелэ обратился к Марселю:

— Не правда ли, Марсель, нужно, чтобы госпожа де Валантон познакомилась с нашими венецианскими садами? Это — одно из очарований нашего города, эти уголки цветов и зелени. Они обладают здесь особенной прелестью, необычайностью и таинственностью, которых они лишены в других местах… Но их не всегда бывает легко найти! Они таятся и прячутся; но Марсель Ренодье и я, мы вам их покажем. Хотите, назначим день, чтобы поехать в сад Энсворта на острове Джудекке? Он так прекрасен!

В монокль Сириль Бютелэ наблюдал своих гостей. Марсель подносил к губам стакан.

Г-жа де Валантон, опустив ресницы, неловким движением выбирала себе плод, меж тем как Аннина дерзким и лукавым взглядом рассматривала эту парижанку, которая была так смущена, что уронила на скатерть одну из кистей винограда, наполнявших фаянсовую вазу.

— Здесь, — сказал Марсель Ренодье.

Гондола задела стену из красноватого кирпича, вдоль которой она плыла с тех пор, как завернула в узенький rio. Причаливая, лодка терлась боком о влажную ступеньку, на которую ступил ногою гондольер. Держа в руке шапку, он ждал. Капли пота выступили у него на лбу. Марсель, стоя, обратился к г-же де Валантон:

— Угодно ли вам, чтобы мы сошли?

Она не сразу ответила и продолжала сидеть, прислоняясь к спинке, словно ослепленная сверканьем воды в канале Джудекки, который они только что переплыли под палящим солнцем; потом, в свою очередь, она поднялась. Пока гондольер помогал ей сойти на берег, Марсель бегом взобрался на лестницу, примыкавшую к железной решетке. Он дернул звонок.