Барбара Картленд - Невеста-обманщица

Он вскочил на лошадь прямо у парадной двери, и больше живым его не видели. С трудом верилось, что это несчастный случай. Все в поместье, и Джордж в том числе, знали о существовании каменоломни. Выслушав экономку, я попросила принести ребенка. Это был здоровый мальчик; и он громким плачем требовал свою кормилицу, которую с трудом нашли в деревне.

Признаюсь, моим первым побуждением было отослать ребенка из поместья. Я хотела договориться, чтобы за ним присматривали, а затем забыть о его существовании. Я собиралась лишь мельком взглянуть на него, потому что никогда не испытывала особой любви к младенцам. Я взяла его на руки, и мальчик моментально прекратил плакать и открыл глаза. И в это мгновение он напомнил мне моего мужа. Не сына, потому что он и в детстве был почти таким же, каким стал, повзрослев. Ребенок напомнил мне моего мужа в первые годы нашего брака.

В отличие от большинства моих современниц я вышла замуж по любви. За свою жизнь я любила многих мужчин, и много мужчин любили меня. Но я никогда не забуду ту нежность, которую испытывал ко мне мой муж во время медового месяца, то счастье, которое я познала за то краткое, но восхитительное время. Мне было всего шестнадцать. Потом мы постоянно ссорились, потому что я была упряма и импульсивна. Мне нравилось все, что он терпеть не мог. Но во время медового месяца мы были очень счастливы вместе. И почему-то этот младенец, сын Джорджа, напомнил мне о том времени, когда я сама была еще почти ребенком и мои переживания были совсем детскими. И хотя это казалось совершенным безумием, я решила сама заботиться о сыне Джорджа и воспитать его как законного внука. Я заявила всем о своем решении и договорилась, что покину замок, как только вернется мой сын Фредерик. Поскольку Джордж никогда не был женат, Фредерик стал новым маркизом Дроксборо.

Нерина вздрогнула.

— Это теперешний маркиз? — спросила она.

Вдова кивнула, а затем, видя выражение лица Нерины, спросила:

— Ты его знаешь?

— Последний раз я работала гувернанткой в его доме.

Маркиза немного помолчала, потом проговорила:

— Тогда я понимаю, почему ты так испугалась, когда мой внук представил нас. Не бойся сказать мне правду о Фредерике. Я знаю про него все. Я слишком много слышала о нем, чтобы не понять, что он за человек. Мне стыдно за своего сына.

Нерина промолчала.

— Так вот, — снова заговорила маркиза, — Фредерик приехал сюда и, когда узнал о моем намерении, пришел в ярость. На это была причина: в завещании Джорджа было написано, что он оставляет все, чем владеет, своему сыну. Конечно, кое-что наследовалось вместе с титулом: дом в Нортгемптоншире, фамильные портреты и серебро, часть нашей собственности в Лондоне. Но в основном Джордж мог распоряжаться своим состоянием, как ему заблагорассудится.

Мой муж оставил ему наследство без всяких условий. Он знал, что Джордж — здравомыслящий и разумный молодой человек, который не станет вести беспутный образ жизни и не промотает полученное состояние. Было вполне понятно, почему Фредерик пришел в такую ярость. Но я знала уже тогда, каков был его образ жизни. Только когда он пригрозил убить ребенка своими собственными руками, я поставила его на место.

Я закрыла замок и взяла Руперта — так я решила назвать мальчика — с собой в Лондон. Сказала всем, что умер мой племянник, который много лет прожил в Китае, и я усыновила его ребенка. История показалась вполне правдоподобной и через некоторое время меня перестали расспрашивать. Я пошла к адвокату и устроила все так, чтобы ребенок на законных основаниях получил имя Рот — Руперт Рот. К тому времени, когда он достаточно подрос, чтобы отправиться в Итон, об этой истории уже все давно забыли. Все, кроме Фредерика.

Я знала, что он люто ненавидит Руперта и готов пойти на все, чтобы уничтожить его. Но Фредерик не торопился, он выждал время, пока Руперту исполнилось пятнадцать. Мальчик был обаятельным и чувствительным. Мы с ним любили друг друга. Он значил для меня так много, что я воспринимала его исключительно как плоть от моей плоти, кровь от моей крови.

Я все собиралась сказать Руперту правду, но годы шли, и все никак не представлялось подходящей возможности. Да казалось, что в этом и нет особой необходимости, так хорошо мы понимали друг друга. Руперта любили и друзья, он отлично учился, был веселым, обаятельным, с хорошими манерами и необычайно приятной внешностью. Казалось, у юноши было все… И вот тут Фредерик нанес свой подлый удар.

Однажды, когда меня не было, он приехал в мой лондонский дом. Руперт был там один. Жестко и откровенно Фредерик рассказал мальчику о его происхождении. Когда я вернулась, меня встретил не сломленный, несчастный ребенок, а незнакомец. Его чувство собственного достоинства было растоптано. Он испытывал стыд, горечь и отвращение. Всего за несколько минут Фредерик уничтожил ребенка, которого я так любила. Он словно убил его, как и грозился.

Возможно, Руперт был чрезмерно чувствителен. Возможно, если лишить человека чувства безопасности, разрушить полностью все, что составляло его глубинную сущность, он потеряет нечто такое, чего уже не вернуть. Мы с Рупертом редко говорили об этом. Но когда он повзрослел, то пообещал мне, что расскажет всю правду своей невесте, прежде чем жениться на ней. Я хотела, чтобы он сделал именно так, потому что знала: если Фредерику представится такая возможность, он разрушит брак Руперта так же, как разрушил его детское счастье.

Руперт обещал, но, когда он собрался жениться на Элизабет Кардон, я подумала, что это не так уж и важно. Этот брак был не по зову сердца, в нем не могло быть счастья, так что и разрушать было нечего. Иногда мне кажется, что у Руперта и нет сердца. Фредерик отнял его в тот день в Лондоне, когда я вернулась домой и нашла молчаливого мрачного юношу вместо моего улыбающегося, нежного мальчика.

Возможно, во всем виновата я, но чья бы ни была вина, сейчас Руперту уже слишком поздно меняться. Мне кажется, в глубине души он затаил обиду на судьбу, на жизнь, которая так много дала ему одной рукой и отняла его гордость — другой. Даже когда он улыбается, его губы цинично кривятся. Когда он смеется, в его смехе слышится горечь. Кажется, будто само солнце светит для него не так ярко, потому что он знает правду о себе.

— Но вы так много для него сделали! — сказала Нерина. — Несомненно, он благодарен вам. Разве он не сознает, что, если бы не вы, его жизнь была бы куда труднее, просто невыносимой?

— Да, я думаю, он осознает это, — задумчиво произнесла маркиза. — Но, думаю, он играет роль перед всем миром, который пока принимает его. Кто знает, сколько продержится его политическая карьера?

— Но почему? — удивленно воскликнула Нерина.