Барбара Картленд - Ангел в сетях порока

Из граммофона вырывалась дикая музыка, и все говорили о самых невероятных вещах — по крайней мере мне они казались невероятными, так что я не вполне понимала, о чем идет речь.

Когда все темы для интеллектуальных бесед были исчерпаны, несколько человек устроили импровизированное эстрадное представление.

Один из них, с банджо, был чертовски хорош собой, остальные, на мой взгляд, смотрелись скорее глуповато. Постепенно мое сознание стало затуманиваться — Тимми все время подливал мне в стакан горячий пунш. Я почувствована головокружение, затем меня жутко поклонило в сон. Заметив мое состояние, Тимми сказал:

— Ладно… поехали домой, Максина.

Мы сели в такси, и я почувствовала, как Тимми прижал меня к себе, а потом стал целовать. Я его не останавливала — у меня просто не было сил для этого.

Неожиданно такси затормозило, я выглянула и увидела, что мы на Дэвис-стрит.

— Нет, Тимми… я хочу домой, — запротестовала я.

— На одну минутку, Максина, зайдите, — взмолился он.

Он опять принялся меня целовать, а я подумала, до чего все ужасно, до чего мне ненавистны его поцелуи и горячая ладонь на моем голом плече. Я еще раз попыталась его оттолкнуть, но он только крепче обнял меня и сказал:

— Не будь дурочкой.

Тут я не выдержала и заплакана.

— Пожалуйста, доставьте меня домой, прошу вас! — сквозь рыдания проговорила я.

Тогда Тимми опомнился:

— Бедняжка Максина! Простите меня, я просто скотина! — воскликнул он и стал объяснять таксисту, куда ехать.

— Простите, Максина. Не плачьте, пожалуйста, — повторял он до тех пор, пока мы не прибыли на Гровенор-сквер.

Я вылезла из машины и, попрощавшись с Тимми, направилась к дому. Открыв дверь ключом, я вошла. Кругом все было тихо. Я не стала подниматься в лифте, а пошла вверх по лестнице. Поднявшись на второй этаж, я услышана, как кто-то открыл дверь, и подумала: «Это тетушка Дороти, какой ужас! Что делать?! Она заметит, что я плакала, и замучает бесконечными расспросами!»

Я прижалась к стене, и в свете, проникавшем из открытой двери, разглядела стоявшую на пороге тетушку Дороти в бархатном белом халате, отделанном соболем. Она разговаривала с кем-то — лица ее собеседника я не видена, оно оставалось в тени. До моего слуха долетели слова, сказанные почти шепотом:

— Дорогой… вам нет надобности уходить! Ведь совсем рано.

— Нет, я должен идти. Осторожно, вас могут услышать.

С этими словами незнакомец повернулся и быстро направился к лестнице. Когда он проходил мимо меня, я узнала Гарри.

Не могу передать, что происходит в моей душе! Я просто ошеломлена. Разумеется, теперь я все понимаю. До чего я была глупа все это время, и какой дурочкой должны были считать меня все прочие! Безусловно, всем, кроме меня, было известно, что Гарри — любовник тетушки Дороти.

Очень забавное слово «любовник»! Впервые я его услышала еще в школе, от девчонок-француженок, которые надеялись завести любовника сразу же после выхода из школы. А еще слово «любовник» в моем сознании почему-то ассоциируется с первым актом «Кавалера роз» [10] «Кавалер роз» (1911) — опера Рихарда Штрауса. . Как только подумаю о любовнике, сразу воображаю субъекта в панталонах до колен и с заплетенными в косичку волосами.

А теперь выясняется, что «любовник» означает Гарри! Выглядит это все просто чудовищно, однако я тем не менее стараюсь не впадать в истерику из-за всякой ерунды.

Я очень много читала о нравах высшего общества и знаю, что великосветские женщины, как правило, имеют любовников. Однако к этому трудно отнестись спокойно, если речь идет о знакомых.

Поскольку тетушка Дороти моя тетка, я не ожидала от нее ничего, кроме верности дядюшке Лайонелу. Знаю, что это звучит по-детски наивно, а я выхожу полной идиоткой. Наверное, у меня старомодные представления о человеческих отношениях. Помню, как была изумлена, узнав, что маменька собирается замуж.

Да, она была очень хорошенькая, и многие добивались ее благосклонности, но представить маменьку в роли влюбленной и живущей с мужчиной женщины было выше моих сил.

Все это невероятно трудно осмыслить. Что мне делать? У меня перед глазами стоит лицо Гарри в момент нашего поцелуя. Как я смогу теперь с ним снова встретиться, зная то, что знаю?

Естественно, тот поцелуй ничего для него не значил. Да и может ли сравниться наивная провинциалка с такой светской львицей, как тетушка Дороти?

Только пусть он больше меня не целует, и я по-прежнему буду думать, что все поцелуи такие же скучные и противные, как поцелуй Тимми.

А вместо этого…

Не стану я больше об этом раздумывать. Надо лечь в постель и постараться заснуть.

День у меня был из ряда вон выходящий.

Произошло много всяких событий, и мне хочется мысленно расставить их по порядку.

Во-первых, я так и не смогла заснуть прошлой ночью, а просто лежала и думала о жизни, и чем больше я о ней думала, тем сложнее она мне казалась.

Сначала человек воображает, будто все знает, но вот происходит какое-то событие — и он начинает понимать, до чего его знание смутно или ошибочно…

В восемь я поднялась и, когда Элинор в половине девятого пришла меня будить, уже приняла ванну и оделась. Она удивилась столь раннему моему пробуждению, но я объявила, что ухожу на весь день и прошу передать извинения тетушке Дороти.

Элинор решила, будто у меня свидание с молодым человеком, и тут же выразила готовность помочь в случае надобности. Отказавшись от ее услуг, я стрелой слетела вниз по лестнице и исчезла из дома незаметно для всех.

Никогда прежде мне не приходилось гулять по Лондону в такое раннее время. Улицы казались совсем пустыми, воздух намного свежее и прозрачнее.

Я долго бродила по Гайд-парку, наблюдая за всадниками на Роу [11] Роу (Роттен-Роу) — аллея для верховой езды в лондонском Гайд-парке. , а потом мне показалось, будто вдали промелькнул кто-то из приятелей тетушки Дороти, так что я поспешила покинуть это место и побрела через Беркли-сквер на Бонд-стрит.

Только когда по Лондону ходишь пешком, понимаешь, до чего он великолепен — дома самых разнообразных форм, среди них попадаются такие странные и загадочные, словно там хранятся всевозможные древние тайны.

Я шла куда глаза глядят, покуда не очутилась на крошечной улочке, сплошь заставленной лавками, — нечто вроде рынка.

Торговцы во все горло расхваливали свой товар и уговаривали меня купить что-нибудь.

— Идите-ка, погладите… всего шесть пенсов, милочка… прямо для вас!

И все были жутко любезны и не обижались, когда я отвечала «нет».

Внезапно я почувствовала сильный голод и взглянула на часы — оказалось половина второго! Я стала оглядываться вокруг, ища, где бы поесть. О, сколько раз я завтракала в Лондоне с тетушкой Дороти и ее приятелями, только всегда в таких местах, как «Ритц» или «Карлтон» [12] Фешенебельные лондонские отели. , а туда, разумеется, одной заходить не принято.