Барбара Картленд - Ангел в сетях порока

Я медленно брела вдоль Серпентайна [9] Серпентайн — узкое искусственное озеро в Гайд-парке. и бросала в озеро палки, чтоб Лулу за ними плавал, однако ленивый пес не выполнял моих команд.

Тогда мы углубились в парк и, облюбовав небольшую лужайку, я уселась на стульчик под большим деревом; Лулу играл радом с мячиком, а я наблюдала за жирными, неповоротливыми голубями и прогуливавшимися по дорожкам лондонцами.

Неожиданно до меня донесся какой-то странный звук, словно кто-то всхлипывал. Я обернулась и увидела за деревом женщину. В руках у нее был довольно-таки грязный носовой платок, она рыдала.

Пока я рассматривала поношенные платье и туфли незнакомки и гадала, стоит ли заговорить с ней и узнать, в чем дело, к нам подошел контролер.

Я заплатила свои два пенса, и он обратился к женщине:

— Прошу вас, два пенса.

Она быстро вскочила и пробормотала:

— Простите… У меня нет денег.

— В таком случае нечего сидеть на стуле, — сердито объявил он.

Тогда в разговор вмешалась я:

— Все в порядке, эта леди со мной, — и протянула еще два пенса.

Он неодобрительно посмотрел на нее, буркнул что-то себе под нос и, прокомпостировав билетик, ушел прочь.

Женщина вытерла глаза и посмотрела на меня.

— Огромное вам спасибо, — пробормотала она и снова села.

— Что случилось? — спросила я.

— Не хочу утомлять вас рассказами о своих несчастьях.

Несмотря на то, что незнакомка была одета в бедное платье, ее речь и манеры произвели на меня весьма приятное впечатление.

— Пожалуйста, расскажите, — попросила я. — Просто не выношу, когда люди горюют. — И подвинула свой стульчик чуть ближе к ней.

— Да вот, никак не могу получить работу, — призналась она. — Пытаюсь уже несколько месяцев, и все безрезультатно. А нынче утром меня прогнали с квартиры, и теперь мне идти некуда.

Я поинтересовалась, чем она занимается. Оказалось, что она служила у леди горничной, но однажды прожгла утюгом дыру в платье своей хозяйки, та разгневалась и выгнала бедняжку без рекомендаций. Сейчас все бюро по найму переполнены людьми, ищущими работу. Естественно, на человека, не способного представить ни одной рекомендации, смотрят с подозрением, и у него практически нет шансов на успех.

Я полюбопытствовала, как зовут ту леди и, к огромному своему изумлению, услышала имя леди Ярдли, то есть Бейбы.

До чего безобразно с ее стороны, подумала я, так поступить со своей горничной. По на всякий случай спросила:

— Неужели она выгнала вас только за это?!

— Уверяю вас, — подтвердила женщина.

И рассказала, что Бейба вообще отличается жестоким обращением с прислугой, и хотя она изо всех сил старалась угодить своей хозяйке, та всегда оставалась чем-то недовольна.

Мне стало очень жаль бедную Элинор Дентон — так звали эту женщину.

— Послушайте, что, если я попытаюсь куда-нибудь вас пристроить?

— Я согласна на все, лишь бы получить работу, — отвечала она, — но самое ужасное, что я осталась без крова, а квартирная хозяйка не позволяет даже забрать вещи.

И Элинор опять принялась плакать.

— Успокойтесь, — сказала я. — Я поговорю со своим дядей, он обязательно что-нибудь придумает. Дело в том, что я знаю леди Ярдли.

— О, мисс, если это возможно, я была бы вам бесконечно признательна, — воскликнула она.

Я назначила Элинор свидание в шесть часов — в это время обычно дядюшка Лайонел возвращается домой, и поспешила на Гровенор-сквер.

По дороге я встретила Гарри и с жаром выложила ему историю с Элинор.

Он сказал, что считает поведение Бейбы чудовищным, но чему еще можно выучиться в хоре?

— А кто учился в хоре? — в недоумении спросила я.

— Как, разве вы не знаете? Бейба когда-то служила хористкой, — пояснил он, — о чем очень не любит вспоминать, а если и вспоминает, то с таким видом, будто пела только ведущие партии. — Он рассмеялся. — Единственная ведущая партия, которую ей довелось исполнить в жизни, состоит в том, чтоб водить бедного старину Дерека за нос!

Потом Гарри спросил, пила ли я чай, и, когда я призналась, что не пила, предложил:

— Пошли выпьем вместе у Румпельмейера — это именно то, что требуется в столь юном возрасте, да и я уже много лет туда не заглядывал!

Я с радостью согласилась, и мы отправились в магазинчик в Сент-Джеймсском парке, про который я не раз уже слышала, и набрали целую гору пирожных, так что я чуть не объелась — такие вкусные они были.

Счет принесли колоссальный, и я поблагодарила Гарри и сказала, что мне очень неловко вводить его в такие расходы.

Он засмеялся:

— Если б расходы на вас могли бы ограничиться такой суммой, никто бы не возражал! Я, впрочем, уверен в обратном.

— Почему? — спросила я.

— Мне нет надобности это вам растолковывать, Максина, — ответил он. — Я уверен, что Хьюго с Тимоти вам уже все объяснили.

— Что объяснили? — воскликнула я довольно раздраженно.

Гарри и тетушка Дороти, да и вся их компания, вечно ведут двусмысленные разговоры, в которых я мало что понимаю, а это со временем начинает здорово надоедать.

— Ох, не притворяйтесь, Максина! — отвечал Гарри. — Вы прекрасно знаете о своей привлекательности или по крайней мере должны были к настоящему времени догадаться об этом.

Я сказала, что в самом деле догадываюсь, так как вижу, до чего тетушке Дороти надоело меня опекать.

Гарри рассмеялся:

— Да уж, совсем неподходящее для нее занятие!

Я согласилась с ним — тетушка слишком молода для такой роли. Он опять засмеялся, только уже не так мило, и сказал, что имел в виду вовсе не возраст.

Как бы там ни было, мы оставили эту тему, и я, вернувшись домой, поспешила к дядюшке Лайонелу, только что возвратившемуся из Палаты, и рассказала про Элинор.

Он предложил мне взять ее своей личной горничной. Это была великолепная идея: я не только помогу человеку в беде, но и заполучу личную горничную! В порыве благодарности я расцеловала дядюшку.

— Ну-ну, Максина. — Он ласково похлопал меня по плечу. — Если тебя волнует такая мелочь, как горничная, что с тобой станется, когда кто-нибудь преподнесет тебе жемчужное ожерелье?

Я стала его уверять, что любой драгоценности предпочту хорошую горничную.

— Дай Бог, чтоб ты подольше так думала, моя дорогая, — со вздохом произнес дядюшка.

Он вручил мне деньги для Элинор, чтобы она, расплатившись за квартиру, могла забрать свои вещи.

Элинор явилась, трепеща от волнения и страха, а потом опять разразилась слезами и поклялась, что будет служить мне верой и правдой.

Я не могу выносить чужих слез и стала просить Элинор успокоиться, если она хочет мне угодить. Моя новая горничная послушно вытерла слезы и обещала прийти нынче же вечером, а я побежала предупредить дворецкого.