Элейн Кроуфорд - Речная нимфа

— Уже можно повернуться? — послышался голос Динка.

— Нет! — взвизгнув от ужаса, крикнула девушка. — У меня платье зацепилось!

Она ухватилась за обруч обеими руками, дергая, толкая и раскачивая его, но и это не помогло. Запутавшись в юбках, Жоржетта не видела стремени, а когда наконец, в панике шаря руками, она смогла нащупать его, то выяснилось, что оно у самой ее талии. Как вставить туда ногу? Нужно было любой ценой забраться назад в седло. Девушка собралась с силами, вцепилась в проклятый обруч, поскольку лучшей точки опоры все равно не было, и подняла ногу как можно выше.

В этот момент ее подхватили за талию и приподняли. Она ощутила рывок, обруч освободился… и все сооружение свалилось на голову спасителя Жоржетты, который соответственно оказался у нее под юбками.

У неудачливой наездницы вырвался крик, в котором смешались отчаяние, смущение и гнев на судьбу. Через пару секунд Кингстон выпутался из-под кринолина и явил ее взгляду лицо, по которому блуждала загадочная улыбка. Уж он-то был доволен случившимся, как же иначе!

— А где моя шляпа? — спросил он как ни в чем не бывало, поправляя растрепавшиеся волосы.

Если бы только можно было провалиться сквозь землю! Жоржетта подалась назад, и тут что-то вывалилось из-под юбок ей под ноги. Чертова шляпа! Да кончится этот кошмар хоть когда-нибудь? Она собрала все свое самообладание, приподняла подол и отступила, открывая для обозрения отвратительный головной убор.

— Ах, сэр, вот она! — обрадовался Динк и ткнул пальцем в шляпу.

Он захихикал и, не в силах остановиться, прикрыл рот обеими руками. Жоржетта поняла, что сейчас закричит во весь голос, и бросилась к выходу. Каким-то образом Кингстон успел схватить и нахлобучить шляпу и поймать беглянку.

— Прошу вас, не уходите, — сказал он с неожиданной мягкостью. — Я понимаю, это все очень неловко для вас, но нельзя же, чтобы этот незначительный эпизод испортил лучший день в моей жизни.

— Но я никак не могу…

Кингстон привлек ее ближе. Взгляды их встретились, и Жоржетта, к своему удивлению, увидела мольбу в его обычно бесстрастных глазах.

— Давайте считать, что ничего не случилось, хорошо? А теперь, — продолжал он более оживленно, снова устраивая ее руку на своем локте, — у меня есть небольшое дело, которое я хочу уладить со своим жокеем как можно скорее. Буду польщен, если вы согласитесь выступить свидетелем.

Он увлек удивленную Жоржетту к пустой бочке, поставленной стоймя. Динк в молчании последовал за ними. Пирс положил на днище какие-то бумаги, огрызок карандаша и туго набитый холщовый мешочек. Он выбрал одну из бумаг, положил ее поверх остальных и разгладил.

— Это бумага о твоей купле-продаже, — обратился он к негру.

— Вот это? — переспросил тот и робко потянулся к документу. — Надо же, и вот такой листок может сковать человека на всю жизнь не хуже, чем толстая цепь…

Его голос был печален. Жоржетта ощутила такую вспышку сострадания, что у нее болезненно сжалось сердце. Она бросила взгляд на Кингстона, все еще недоумевая, зачем тот затеял этот разговор.

— Динк, место рождения — ферма Дарлингтон, вот что здесь написано. Неужели мать назвала тебя Динком?

— Нет, сэр, Дэвидом.

— Ага, — сказал Кингстон удовлетворенно, перечеркнул одно имя и вписал другое. — А теперь фамилия. Обычно, когда владелец освобождает раба, он дает ему свою. Что ты предпочитаешь — Маклин или Кингстон?

— Значит, вы и вправду это сделаете? — Голос жокея дрогнул, и крупная слезинка скатилась по темной щеке.

Кингстон хотел что-то сказать, но лишь молча кивнул.

— Тогда, если вы не против, сэр, я бы предпочел Кингстон. Это хорошая фамилия для свободного человека.

Жоржетта не верила своим ушам. От Кингстона она ждала чего угодно, но чтобы освободить раба, который стоит денег… Она не знала, что сказать, как держаться. Тем временем на бумагу ложились ровные аккуратные строчки. Глядя, как карандаш выводит их, как уверенно движется рука Кингстона, Жоржетта вдруг поняла, что сейчас расплачется, как трепетная барышня, которых она всегда презирала. Пришлось прикусить губу, чтобы справиться с собой.

— Ты правильно выбрал фамилию, Дэвид, — тихо сказала она, обращаясь к жокею. — Можешь ею гордиться.

— Теперь твоя очередь. — Кингстон протянул карандаш негру. — Я знаю, знаю, что ты не умеешь писать! Просто поставь крестик вот здесь, а мисс Пакуин подпишется ниже как свидетель.

Девушка приняла карандаш и приготовилась расписаться, но тут Кингстон развязал свой мешочек, и она на минуту забыла, как пишется ее имя. Мешочек был набит деньгами!

— Итак, — рассуждал Кингстон, — ставки были три к одному. Я дал тебе пять сотен, вот они. А это, — он протянул негру пачку побольше, — выигрыш с твоих пяти сотен, дружище. Полторы тысячи.

Жокей потянулся за деньгами, но сразу отдернул руку. Он повторил это несколько раз, смеясь над собой и плача от избытка чувств.

— Это все мое? — спросил он, робко глядя на деньги, в которых для него заключалось целое состояние.

— Почему бы и нет? Это только кажется большими деньгами, дружище, но если не держать пальцы плотно сомкнутыми, банкноты протекут сквозь них так быстро, что и оглянуться не успеешь. Советую тебе их припрятать, еще лучше по частям, и никому о них не рассказывать. Пусть даже теперь ты свободен по законам этого штата, всегда найдутся люди, которые придумают, что поставить тебе в вину — например, цвет кожи. А уж таких, кто захочет облегчить твои карманы, будет полно.

— Да, сэр, понимаю. Теперь, когда я свободен, я могу уехать, куда захочу. Например, в Мексику. Там белый цвет кожи редок, все больше смуглые да черные кругом. Я куплю себе клочок земли, на котором можно будет разводить лошадок…

— Если тебе это по душе, в Портленде я помогу купить билет на пароход, чтобы обошлось без неприятностей. А теперь, когда с делами покончено, забирай свои деньги и отправляйся на кухню за шампанским. Сошлешься на меня. Вся бутылка твоя, дружище.

Никогда Жоржетта не была свидетелем… да что там говорить, даже не слышала о подобном великодушии. Как страшно она ошибалась насчет этого человека! Кто бы он ни был, только не шулер. Тот, кто способен подарить деньги одному, не станет отбирать их у другого. А она-то хороша! Выставила себя перед ним как девка, лишенная стыда!

Но тут мысли ее приняли совсем иное направление.

Если Кингстон и в самом деле джентльмен до кончиков ногтей, значит, он не воспользуется ее авансами, ему это и в голову не придет. Его реакция на ее беспардонный флирт вполне укладывается в рамки приличий: ведь он даже не поцеловал ее, когда получил такую возможность. Он принял ее кокетство как игру и охотно в нее включился, но и только.