Джейн Фэйзер - Клевета

— Если вы так разбиты сегодня, миледи, то совершенно определенно ни на что не будете пригодны завтра.

— Но я продержалась больше четырех часов, — упрямо сказала она.

Гай усмехнулся, поглядел на поднявшееся солнце и за недостаточностью улик великодушно сказал:

— Четыре часа с хвостиком. Идет?

Облегченно вздохнув, Магдален, совершенно успокоившаяся, уютно расположилась в седле, упираясь, как на спинку кресла, в изгиб его руки.

Занимался майский день, и бледная прозрачная синева неба чуть розовела на востоке, где вскоре обещало показаться солнце.

— Подъем, лежебоки! Не девичье это дело — преть под покрывалом постели, когда всех ждет праздник мая.

Голос, произнесший эти слова, был насмешлив, и большая рука, сдергивала покрывала с постелей, где, как мышата в норке, сгрудились визжащие и извивающиеся дети.

— А, так это наш брат, — звонко пискнула Мэри. — Уже пора идти к майскому дереву, сэр?

Девочка пыталась вырваться из его рук и хихикала всякий раз, как только он до нее вновь дотрагивался.

— Лежебоки, знали бы вы, какого удовольствия себя лишаете! Уже давно утро, десять минут назад звонили заутреню, а вы все еще в постелях, — заявил Гай, ловя за руку сестренку, пока другие девочки, запрыгнув к брату на колени, безуспешно пытались повалить его. Но секундой позже им на помощь пришли галдящие братишки из соседней спальни, и тут уже состязание стало неравным.

Магдален наблюдала всю эту кучу-малу, как обычно, накрывшись покрывалом и пряча свою наготу. Как всегда, ей вроде бы и хотелось, чтобы Гай играл с ней так же весело и свободно, как с сестрами, но в то же время она точно знала, что сделай он так, она бы сгорела от смущения. И он этого не делал… никогда не делал. Кровать, которую она делила с кузиной, он всякий раз обходил стороной. Когда утром он появлялся, чтобы разбудить их, то всегда играл с двумя старшими сестрами: шутя дергал их за волосы, дразнил, щекотал. Он очень любил весь этот выводок мальчишек и девчонок.

— Милорд, они вовек не соберутся, если вы по-прежнему будете с ними дурачиться, — полушутливо, полуукоризненно сказала леди Гвендолин, появляясь в открытой двери. — Ваши вопли и смех слышны аж за воротами дома, а день между тем чудесный, и было бы обидно растратить эти майские часы на всякую чепуху.

Гай стряхнул с себя детей, как кутят.

— Живо одеваться, иначе вы пропустите зрелище коронации!

— Мне кажется, королевой Мая надо сделать Магдален, — заявила малышка Маргарет. — Она лучше всех танцует, и у нее чудесные волосы.

— Какая глупость, Мэг, — пробурчала Магдален, краснея и пряча лицо в подушку.

Гай де Жерве засмеялся.

— А может, вовсе и не глупость. Как вы полагаете, миледи?

Он повернулся к жене, и, как всегда, нежность смешалась у него с острым беспокойством. Не требовалось особой наблюдательности, чтобы заметить: леди Гвендолин серьезно больна. Об этом свидетельствовали смертельно-бледная кожа, худоба и запавшие глаза.

Она стояла, прислонившись к косяку, и на взгляд мужа ответила улыбкой. Они очень любили друг друга, и это было видно даже слепому.

— Хватит тебе вгонять ребенка в краску, — сказала она. — Иди завтракать, муж мой, а мы займемся своими делами.

Уже у двери он повернулся, словно вспомнив о чем-то.

— Магдален, сегодня утром, после праздника, мы отправимся в город, так что оденься получше, чем обычно.

Он вышел раньше, чем она успела понять, что ей сказано и что нужно ответить. Ее соседки по спальне принялись наперебой строить догадки.

— Должно быть, это связано со свадьбой, — сказала Кэт, голышом стоявшая около кровати, и, сладко потянувшись, зевнула, — Но он ничего не сказал о предстоящей поездке Эдмонду.

А Магдален уже с головой залезла в комод, и ответ ее невозможно было разобрать.

— Меня же не будут выдавать замуж еще несколько месяцев, — сказала она, выпрямившись и держа в руках платье из расшитого льняного полотна. — Кажется, я росту недостаточно быстро для этого.

И она с нескрываемой завистью взглянула на развитые груди и мягкие округлости других девочек, свидетельствующие об их взрослении.

— Моя тетка Элинор сказала мне перед отъездом, что я еще самое маленькое год останусь недостаточно взрослой.

— Тогда ты у нас самая счастливая, — заявила Кэт. — Когда ты станешь взрослой, у тебя появится столько хлопот и всяческих неудобств, правда ведь, мадам?

Гвендолин — а она помогала няне одеть и собрать детей — со вздохом кивнула. Для нее эта проблема взрослеющих девочек была больше, чем неудобством — последние полгода кровотечение у нее было практически непрерывным. Она прибегала к помощи лекарств и советам акушерки, до одурения ставила себе банки, по неделям не вставала с постели, но ровное, уносящее из нее все соки жизни истечение крови не прекращалось. Но она никому старалась не говорить о своих страданиях; Гай знал, что она больна, но насколько серьезно — нет: он не перенес бы всех ее мук, и ей было легче стойко переносить беду, не порождая в муже боли, страха, а может быть, и раздражения.

— Но ты не думай, Магдален, что твой недостаток может помешать свадьбе; просто время, когда вы начнете жить как муж и жена, отодвинется, — сказала она, удивленная, что девочке до сих пор никто объяснил этого.

— А? — Магдален с минуту размышляла, потом пожала плечами. Она не увидела в том и другом случае большой разницы. — Вы уже знаете, миледи, что мне сегодня ехать в Лондон?

Она проверила все застежки на платье.

— Это как-то связано со свадьбой?

— В известном смысле — да, — уклончиво ответила леди Гвендолин. — Лорд де Жерве все тебе объяснит, не волнуйся. Давай, завяжу тебе пояс: он перекрутился сзади.

«Почему, — подумала Магдален, — ну почему мне так редко удается получить прямой ответ на простой и ясный вопрос?» Девочка не сомневалась, что леди Гвендолин знает об истинных причинах и целях поездки в Лондон. Ну да ладно! Каковы бы ни были причины, сама по себе поездка обещала подарить ей много удовольствий. Возможность без посторонних прокатиться в обществе лорда де Жерве была таким редким подарком! Лорд де Жерве за это время умудрился не растратить ни грана своего божественного блеска в глазах девочки.

Наконец одевшись, стайка взбудораженных донельзя детей поспешила из флигеля, где они проживали, в каменный дом поместья. Замок стоял на холме и потому вокруг не было рва, а значит, и подъемного моста; только караульные башни возвышались по краям внешних стен. В одном из внутренних дворов замка детей поджидала группа молодых людей, состоящая из пажей и оруженосцев, и среди них — Эдмунд де Бресс. Когда его невеста вприпрыжку, с болтающимися косичками спустилась по ступенькам лестницы, он приблизился к ней с букетом ноготков в руке; он собрал эти цветы на берегу реки, раньше чем первый луч солнца осушил росу. Эдмунд был преисполнен сознания собственной важности от такого романтического поступка и с церемонным поклоном вручил девочке букет.