Лора Бекитт - Исповедь послушницы (сборник)

Настоятельница приняла Пауля примерно через час – к тому времени он окончательно потерял терпение. Она сидела все в том же кресле и все так же перебирала четки. Взглянув на величественное лицо аббатисы, Пауль Торн понял, что никогда не сможет постичь, где проходит та узкая и неопределенная грань, которая разделяет два мира, и в то же время всегда будет явственно ощущать, что она существует.

Отец Катарины откашлялся. Он стоял, не решаясь сесть без приглашения, а настоятельница молчала.

– Вы побеседовали с дочерью? – наконец спросила она.

– Да, матушка, – смиренно отвечал Пауль, в душе проклиная монастырь и его порядки.

– Вы остались довольны?

– Вовсе нет! Она только и знала, что перечить мне! Я думал, здесь в девицах воспитывают смирение и кротость, но не тут-то было! А главное, в ней не чувствуется никакой набожности – она молола всю эту чушь из чистого упрямства!

Настоятельница несколько раз моргнула и крепче сжала губы. Поняв, что сболтнул лишнее, Пауль снова сжал в руках и без того изрядно помятую шляпу. К счастью, настоятельница предпочла промолчать.

– Не думаете ли вы, – произнесла она через некоторое время, – что вам следовало бы навещать дочь хотя бы раз в год?

– Наверное, да, – вздохнув, сказал Пауль, – я не приезжал именно потому, что не был уверен в правильности своего решения. Теперь я пришел, чтобы вернуть ей все сполна. Я предложил Кэти другую, новую, интересную жизнь. А она… Скажите, какая нормальная женщина откажется от возможности иметь мужа и детей?!

Настоятельница сделала вид, что не заметила очередной бестактности. Она медленно, с расстановкой, сказала, не глядя на стоящего перед ней Пауля:

– Есть вещи – мгновения, чувства, слова, – которые невозможно вернуть. И потом, если вы хотите что-либо внушить юной девушке, никогда не говорите ей о выгоде.

Таким образом, Пауль узнал, что содержание их с Катариной беседы уже известно аббатисе.

– Разве вы хотите, матушка, чтобы моя дочь стала монахиней?

Подумав, настоятельница все так же медленно произнесла:

– Катарина всегда была послушной воспитанницей. Она умна, внимательна и проявила большие способности в чтении и письме. Она терпелива, у нее хорошая память, иногда, – аббатиса усмехнулась, – даже слишком хорошая. Однако ваша дочь не создана для монашества. Она пленница каких-то иных грез, тех, которые ей рано или поздно захочется разделить не с Иисусом, а с теми людьми, что живут по другую сторону этих стен. Есть люди, в которых монастырская жизнь оживляет внутренний свет, но есть и другие – в них она его губит. Потому что им не дано понять чего-то главного. Выдайте вашу дочь замуж, и вы будете правы.

– Матушка! – воскликнул Пауль. – Я разрешаю вам и даже прошу вас наказать Катарину. Устройте ей нечто такое, чтобы она и думать забыла о постриге!

Настоятельница впервые сделала возмущенный жест.

– За что я могу ее наказать? За желание принять постриг?! Шесть лет всем образом жизни ей внушалось стремление к монашеству, а теперь вы хотите в одночасье разрушить то, что возводилось годами! И где? В человеческой душе! Конечно, понемногу, осторожными увещеваниями…

– Какие увещевания, матушка! – устало промолвил Пауль. – Через месяц помолвка, а еще через два – свадьба! Говорю вам, ее нужно вылечить сразу. И пусть это жестоко, но необходимо.

– Вылечить?

– Да! Любая блажь, мечта – это болезнь. Вот что, матушка, – уверенно заговорил он, – лучше отбросить рассуждения и решить все по-деловому. Смею напомнить, я ежегодно жертвую монастырю немалую сумму и впредь намерен поступать так же. И в завещании, будьте уверены, я не обижу вашу обитель.

– Я должна заметить, что то, что радует человека, не всегда радует Бога. Чаще как раз наоборот.

– С этим мы разберемся потом! – Пауль махнул рукой. – Что дурного в том, если мы с вами поможем друг другу? В том, что я хочу наилучшим образом устроить счастье дочери? Или в том, что я боюсь обмануть честного и достойного человека?

– Кстати, жених Катарины видел ее?

– Видел, не видел – какая разница! Я показывал ему портрет ее матери. Полагаю, для него главное, чтобы девушка была добродетельной и скромной. Ну а то, что девушка, воспитанная в монастыре, добродетельна и скромна, не вызывает сомнений.

– По-видимому, в ее приданом он тоже не сомневается.

Пауль Торн усмехнулся. Настоятельница пронзительно и сурово смотрела ему в глаза.

Рамон Монкада ехал по просыпавшимся улицам Амстердама. Утренний холодок вызывал в его теле сладостный озноб, а картины летней природы согревали душу. Морской туман поднимался до самых небес, сливался с пушистыми облаками, отчего приглушенный солнечный свет казался по-особому нежным.

Недавно Рамон Монкада получил длинное письмо от сеньоры Хинесы. Он прочитал только начало и конец и написал складный, но равнодушный ответ. И тут же почувствовал, что освободился от какого-то груза.

Он посмотрел на небо, раненное стрелами внезапно проглянувшего солнца, и его губы тронула улыбка.

Однако чем ближе он подъезжал к женскому монастырю, тем становился задумчивее и мрачнее. Рамон понимал, что стоит в начале почти тупикового, если не губительного пути. Что давали ему мысли о юной послушнице Катарине? Пробуждали доселе незнакомые и пока еще невинные оттенки чувств, которые он не имел права испытывать. Молодой приор был похож на слепого, трогающего лепестки цветов, которые он никогда не видел, с наслаждением вдыхающего их аромат, а еще – на преступника, тайком подпиливающего решетку в своей темнице.

Рамон знал, что этому следует положить конец. Только отказ от собственной воли, от суетных желаний способен превратить монаха в истинного воина Христова.

К несчастью, жизнь не подчиняется ни твердо принятым решениям, ни четко установленным правилам. Когда на исповедь пришли послушницы, Рамон ожидал услышать голос Катарины, а вместо этого ее имя произнесла другая девушка.

– Святой отец! Я не знаю, к кому обратиться, кроме вас. Катарина Торн исчезла!

– Кто вы? – в смятении произнес Рамон.

– Я ее подруга. Она говорила мне о вас.

Рамон крайне встревожился, оттого что о его «особых» отношениях с послушницей по имени Катарина уже кому-то известно, но заставил себя держаться спокойно.

– Что значит исчезла? Куда?

– Не знаю. Она не ночевала вместе со всеми.

– А сестры?

– Я не могу у них спросить! Они ведут себя как обычно, значит, все знают. И я случайно услышала слова «каменный мешок»!

Инес замолчала. Можно сказать, она совершила подвиг. В отличие от Катарины, родившейся в богатой семье, Инес была одной из шести дочерей бедной женщины, которая не чаяла благополучно пристроить в миру ораву девчонок, каждой из коих нужно выделить приданое. Инес знала, что останется в монастыре навсегда, и потому для нее было крайне важно заработать безукоризненную репутацию. Иначе ей придется всю жизнь выполнять черную работу и прислуживать другим.