Лора Бекитт - Исповедь послушницы (сборник)

Внезапно Рамон вспомнил, как сеньора Хинеса всегда попрекала его, когда он говорил, что не наелся. Нельзя становиться рабом греха, нужно учиться сдерживать свои желания, а не то быть беде, наставляла она. Когда матери не было дома, сердобольная служанка пыталась накормить мальчика всякими лакомствами, но он неизменно отказывался из страха перед гневом матери и терзаниями собственной совести.

Думая об этом, Рамон улыбался недоброй улыбкой, и его глаза сверкали холодно и жестко.

Он вернулся в свою келью. Здесь царила тишина и чуть заметно пахло ладаном.

Солнце медленно опускалось к горизонту; листва за окном была темно-красной, точно ее окунули в багровое вино. Отблески заката проникали в келью, отчего ее стены и потолок казались расписанными пурпурными красками, тревожными и зловещими, словно пятна крови, и это напомнило Рамону вечера Испании.

В Испании ночь наступала внезапно; казалось, будто чья-то рука гасила огромный масляный светильник. На несколько секунд небо становилось зеленым, затем фиолетовым, после – свинцовым, потом полыхало оранжевыми отсветами заходящего солнца и – воцарялась беспредельная тьма. Позднее небеса начинали гореть звездами – в черную даль простирались бесчисленные серебристые дороги.

В Голландии были другие закаты, плавные, задумчивые, мягкие. Ночи глубокие и тихие – тут не трещали цикады и иногда чудилось, будто спишь на дне глубокого колодца.

Рамон сел у окна и принялся читать. Прекрасная Элоиза любила аббата Абеляра, а он любил ее. Но их любовь была обречена на погибель. В конце концов Элоиза согласилась вступить в монастырь, а позже сделалась почтенной настоятельницей.

Рамон был озадачен и отчасти смущен. Прежде ему не приходилось читать произведений, где бы описывалась такая сила чувств. Элоиза и Абеляр буквально растворялись друг в друге, и оба открыто признавались в том, что вступали в плотскую связь. Рамон уловил в этой истории явное противоречие между человеческой и Божественной любовью. И, что неслыханно, влюбленные открыто признавали превосходство первой, а не последней!

Рамон отложил книгу и лег в постель. Ему понравился благопристойный конец истории, но в то же время молодой приор ощущал некую неудовлетворенность. Да, Абеляр и Элоиза сделали правильный выбор, но… Они либо не должны были любить друг друга, либо… им нельзя было расставаться.

Он не заметил, как заснул. Ему приснился один из тех ярких чувственных снов, которые властны над человеком больше, чем действительность, поскольку способны менять ход его мыслей так же, как внезапно налетевшая буря сбивает с курса могучие корабли. Такие сны показывают человеку изнанку его чувств, место, где скрывается тайная истина.

Рамону Монкада снилось, будто он входит в келью и видит в своей постели другого человека, женщину. Подойдя ближе, он с изумлением узнает Катарину Торн. Он не убегает, ничего не делает и не произносит ни слова. Буря в душе странным образом соседствует с полным спокойствием мыслей. В его постели девушка… Рамон понимает, что это сон, а значит, они могут делать все, что хотят, – никто ничего не узнает! Вероятно, Катарине тоже известно, что это происходит не наяву, иначе она не лежала бы так спокойно и не смотрела бы на него с таким явным, напряженным и страстным ожиданием! Рамон осторожно сдергивает одеяло, видит ее обнаженное тело и проводит дрожащими руками по белым как снег, увенчанным розовыми бутонами девственным грудям Катарины. При этом его охватывает внутреннее пламя, такое сильное, что он кусает губы. Единственное неприятное ощущение – это боль в прикушенной губе, но она тонет в волнах наслаждения. Катарина – магнит, лежащий на дне бездны, он не может ничего сделать, он ищет якорь и, не найдя его, устремляется в неведомую пучину.

Во сне Рамон с легкостью проделал то, чего никогда не совершал наяву. Сон был полон жизни, он казался куда более ярким, чем унылая действительность. Рамона сводили с ума плавные, гибкие движения Катарины, он целовал ее губы, гладил тело и отчаянно стремился слиться с ней, чтобы отныне стать единым целым.

Он проснулся на рассвете от громкого звука колокола. Простыни были смяты, одеяло сброшено на пол. Его тело было до краев наполнено грехом, точно темным вином, губы искусаны до крови. Рамон вскочил так стремительно, что едва не упал, и, не вполне понимая, что делает, движимый желанием заглушить внезапно проснувшиеся запретные чувства, схватил лежавший на столе нож и резанул по руке. Хлынула кровь. Рамон нашел в сундуке какую-то тряпку, быстро оторвал полосу и перевязал рану.

Боль отрезвила его. Он немного посидел на краю постели. Его дыхание было прерывистым и тяжелым. Он дрожал всем телом. Потом снова лег и постепенно успокоился. Для молитв не осталось сил – ни физических, ни душевных.

Через какое-то время Рамон почувствовал, что по щекам текут слезы; причем он не вполне понимал, чем это вызвано, – раскаянием или сожалением о том, что все случившееся оказалось сном.

Как на грех, именно в это утро аббат Опандо пригласил Рамона разделить с ним трапезу. Отказаться было нельзя, и Рамон явился в назначенный час, привычно сдержанный и спокойный. Однако аббата Опандо было нелегко обмануть. Окинув молодого приора проницательным взглядом, он спросил:

– Что с вами, Рамон? Полагаю, испанское солнце куда полезнее для вас, чем наши ветры. Когда вы приехали сюда, то выглядели иначе.

– Мне приснился плохой сон, – сдавленно произнес молодой человек.

– Вы впервые увидели во сне что-то дурное?

– Нет. Просто никогда прежде это не было так похоже на правду.

Аббат Опандо опустил взгляд.

– Что с вашей рукой?

– Поранился.

Аббат Опандо покачал головой.

– Глядя на вас, можно подумать, что вы ранены куда серьезнее. Скажем, в сердце.

Рамон молчал. Он стоял, вытянувшись в струну; его остановившийся взор был пристальным и суровым.

– Вы прочли письма аббата Абеляра?

– Да.

– Вы осудили аббата и Элоизу или посочувствовали им?

– Пожалуй, второе, – со вздохом признался Рамон.

– Они искали Бога любящего, а не осуждающего. Человек имеет право на свои собственные чувства и ценности. Кстати, кто посоветовал вам прочитать это замечательное произведение?

– Одна послушница из женского монастыря.

– Вы виделись с ней?

Рамон побледнел.

– Да, – прошептал он и тут же добавил: – Это было ошибкой. Одним из искушений, посланных дьяволом. Поверьте, я уже сделал свой выбор.

Аббат усмехнулся.

– Сегодня ночью? Послушайте, Рамон, не кажется ли вам, что дьявол способен дать нам очень многое, куда больше, чем Бог? Несметные богатства, славу и власть. Но только не любовь. Вы говорите, сделали выбор? Разумом? Верю. Но не сердцем. Ибо сердце решает за вас.