Блайт Гиффорд - Охотник на ведьм (ЛП)

Теперь все смотрели на Маргрет, ибо он подтвердил их давние подозрения. Странные глаза. Пугающий взгляд.

— Но прежде я успел выяснить, что она сделала. Не желая делиться вниманием Сатаны, она околдовала женщин, представлявших по ее мнению угрозу. Зло творила она одна. Вдова Уилсон и Элен Симберд не заключали союз с Сатаной и теперь, когда Джанет Рейд мертва, освободились от наложенных на них чар.

Он задержал дыхание, надеясь, что приговор прозвучал достаточно убедительно.

Хмурое лицо Бесси Уилсон разгладилось, и у нее вырвался крик:

— Слава тебе Господи!

Улыбка Элен Симберд поблекла.

— Вы хотите сказать, что я не ведьма? — озадаченно спросила она.

— Нет, — мягко ответил он. — Вы не ведьма.

Она посмотрела на свои ладони так, словно видела их впервые, потом ощупала свои плечи, провела руками по бокам и с разочарованием на лице перевела взгляд на Александра.

— А вы уверены?

Поднялся староста Пратт.

— Меня тоже интересует этот вопрос, мистер Кинкейд. Откуда у вас такая уверенность?

Теперь он должен предоставить им доказательство в виде авторитетного мнения со стороны.

— Это было самым сложным делом, — начал он. Люди закивали, довольные тем, что он принял во внимание их страхи. — Поэтому вчера я отправился в Джедборо, чтобы проконсультироваться с главным судьей тамошней Комиссии. Он-то и рассказал мне об этой ведьме и о том, что произошло в Эдинбурге. Вместе мы сложили части истории воедино. Судья Форбс сказал, что деревня чудом избежала погибели, и просил поблагодарить преподобного Диксона, графа и всех старост за добросовестную работу.

Ложь ядом осела на языке. Ничего. Скоро он отсюда уедет. Диксон был прав. Забрать женщин из родной деревни было бы смертным приговором, а не спасением. Нужно сделать все возможное, чтобы успокоить их, чтобы они остались жить в мире друг с другом. И примирились с последствиями.

Жестом он отпустил стражников, и они, поскольку охранять теперь было некого, разошлись.

— А как же она? — выкрикнул кто-то, уже не заботясь о соблюдении воскресного покоя. — Что будет с ведьминым отродьем?

Александр рискнул взглянуть на Маргрет. В ее глазах стояло разочарование. Он все объяснит. Она поймет. У него не было другого выхода.

— Эти две женщины невиновны, а дочь ведьмы я отвезу на суд в Эдинбург.

В ее взгляде больше не было ни капли доверия. Только изумление, ярость и страх.

И ненависть.

Ее снова обступили стражники.

— Она проведет ночь под охраной в десятинном амбаре, — завершил он свою речь. — А на рассвете мы уедем. — Он долго спорил с Диксоном, но тот остался непреклонен. Путешествовать в воскресенье было нельзя, и точка. Он не мог увезти Маргрет до наступления понедельника.

Он сошел с кафедры, не желая больше отвечать на вопросы. Завтра. Завтра они уедут, и она будет в безопасности.

Заступая на кафедру, Диксон незаметно и, кажется, одобрительно кивнул ему.

— А где граф? Где его дочь?

— Дома, — ответил священник и взглянул на Александра, прося его о помощи.

— После смерти Джанет Рейд злые чары, наложенные на его дочь, распались, — произнес он. — Преподобный Диксон всю ночь молился о ее здоровье. Она поправляется, и скоро вы увидите ее прежней.

Он надеялся, что это будет не так. Что она уже не будет человеком, способным приговорить другого человека к смерти лишь затем, чтобы уклониться от нежеланного брака и ежедневного чтения Библии.

С легкой улыбкой Диксон вновь повернулся к собранию.

— У графа и его семьи, — заговорил он, и голос его зазвучал уверенно, а поза расслабилась, — есть много причин благодарить Бога за милосердие. В знак благодарности за исцеление дочери граф преподнесет Церкви подарок: деньги на то, чтобы нанять для ваших детей школьного учителя.

Люди зашептались, но теперь радостно. Прошли годы с тех пор, как их бедный приход мог позволить себе учителя.

Но на заднем ряду кузнец и его жена, которая по привычке держалась за уже пустой живот, обменялись тоскливыми взглядами.

Я заплачу сколько потребуется , пообещал Оксборо.

Александр шепнул об этом Диксону, и тот, кивнув, повернулся к пастве.

— И еще граф купит кузнецу новую корову.

Жена кузнеца ахнула и взяла мужа за руку, а тот улыбнулся — впервые на памяти Александра.

Маргрет не улыбалась.

Он назвал и ее, и ее мать ведьмами, и когда ее уводили, она оглянулась и посмотрела на него со всей враждебностью, которую предполагало это название.

И когда прихожане склонили головы в благодарственной молитве, он попросил небо о своем: чтобы завтра, когда он все объяснит, она поняла его и простила.

***

Я обещаю , сказал он. Верь мне .

И она, идиотка, поверила.

Но как только за нею захлопнулась дверь десятинного амбара, она поняла, что больше никогда в жизни не повторит этой ошибки.

Он назвал Джеймса Скоби убийцей, но сам был не лучше. Сперва он погубил ее мать. Потом ее доброе имя.

А теперь он убьет ее.

Она поверила в то, что он другой, что его поступки будут другими. Как можно было совершить подобную глупость? Она же с самого начала знала, кто он: охотник на ведьм. Ровно такой же, как все остальные, только хитрее. Заговорил ей зубы, чтобы проникнуть в их дом, в их жизни…

В ее постель.

Ты должен быть уверен , сказала она, точно девственница, которой тогда и являлась, думая убедить его в своей невиновности.

А он нашел метку и убедился в обратном.

Все, что он говорил, все, чем они занимались, все те причины, по которым она поверила ему, все это происходило в моменты, когда они были наедине. Он втерся к ней в доверие лишь затем, чтобы получить свое удовольствие. А после очернил ее перед всем белым светом и вынес приговор.

Она зажмурилась, глотая подступившие к горлу слезы, и стиснула кулаки. Пошатываясь, споткнулась о мешок с ячменной мукой и в исступлении начала пинать его, вымещая свою ярость.

— Я… не допущу… никаких… воспоминаний. — Удар за ударом, между каждым словом, пока в солнечных лучах, струящихся сквозь просветы в кладке каменных стен, не заплясала мучная пыль.

Но воспоминания не слушались. Они окружили ее, всепроникающие точно частички муки, которые набивались в рот, липли к волосам, оседали снежинками на плечах. Его рот, голодный и теплый на ее губах, его горячее тело, соприкасающееся с нею от плеч до лодыжек, когда он обнимал ее во сне, его голос, вибрирующий и хриплый, когда он шептал ей на ухо…

Я никогда никого не испытывал .

Боже… она поверила даже в это. Поверила, когда он сказал, что разоблачит злодеяния Скоби.

Только полная дура могла позволить любви себя одурачить. Но больше — никогда.

Когда прошли слезы и вернулось самообладание, она залезла на вершину сваленных в кучу мешков, чтобы выглянуть наружу из щели под потолком. Солнце уже зашло за холмы. Наступили сумерки. Прихожане вереницей потянулись из церкви, расходясь по домам.