Роузи Томас - Кашемировая шаль

Они прошли через мастерскую. Женщины приветливо улыбались. Выйдя через ворота на улицу, Меир с удивлением обнаружила себя на главном проспекте города. Она увидела минареты городской мечети и холм, увенчанный короной древнего дворца. Затем был лабиринт улочек и переулков, и наконец они оказались перед магазином шалей. Продавец широко улыбался, сверкая золотым зубом. Он разложил перед Меир свои лучшие шали и шарфы, заботливо упакованные в шуршащие пакеты. Иногда Лех мог показаться одной огромной лавкой, торгующей пашминой. После того как Тинли терпеливо знакомил ее с производством и мастерской, у Меир не осталось иного выхода, кроме как купить несколько шарфов. Она послушно выбрала три: жемчужно-серый для Эйрлис, карамельно-коричневый для себя и кремовый для Хетти. Она заплатила двенадцать тысяч рупий за все, уверяя себя, что это не такие уж большие деньги, учитывая, сколько сил и стараний люди вкладывают в создание пашмины.

Продавец упаковывал покупки. Поддавшись внезапному порыву, Меир открыла рюкзак и достала из внутреннего отделения сложенную шаль. Тинли с любопытством наблюдал за тем, как она разворачивает шаль и осторожно раскладывает ее на деревянном прилавке. Даже в тусклом свете драгоценная пашмина засияла, как бассейн с бриллиантами. По сравнению с ней товары на полках казались невзрачными и грубыми подделками. Тинли охнул и наклонился, чтобы лучше рассмотреть ткань, продавец тоже подошел ближе.

— Что вы можете сказать об этой шали? — спросила Меир.

Тинли достал из-под прилавка увеличительное стекло и стал внимательно изучать шаль, кончиками пальцев пробежал по вышивке, а затем так же тщательно исследовал изнанку. От его внимания не ускользнула ни одна деталь узора.

— Это кашмирская техника, — ответил он. — Это кани . В Ладакхе такого не делают.

Продавец что-то тихо сказал ему.

— Шаль продается? — будничным тоном спросил Тинли.

— Нет. Определенно нет. Она принадлежала моей бабушке. Я просто хочу узнать историю шали и, может быть, что-то о своих родных. Понимаете, я родилась уже после ее смерти.

Тинли отложил лупу и выпрямился.

— Значит, вам нужно ехать в Кашмирскую долину.

— Да, но я точно знаю, что бабушка некоторое время жила в Лехе. Мой дед был христианским миссионером.

— Кем именно? Католиком? Моравитом?

— Нет, он был из Уэльса. Пресвитерианская Церковь.

Тинли пожал плечами. Очевидно, для него все эти тонкости не имели никакого значения.

— Европейцы часто приезжают, но редко остаются. Они открывают клиники и школы для детей. Это заслуживает благодарности.

Наверное, он хотел добавить, что вторая сторона миссионерской работы, а именно беседы на различные религиозные темы, не заслуживает никакой благодарности, но промолчал.

— Я бы хотела посетить христианское кладбище, но ворота все время заперты, а смотрителя никогда нет на месте.

Тинли усмехнулся, обнажив ряд белоснежных зубов, и сдвинул бейсболку набок. Он сказал что-то продавцу, оба рассмеялись.

— Не переживайте, мой друг Церинг — племянник смотрителя, — указал Тинли на продавца.

Мужчины снова о чем-то посовещались, и Тинли сообщил Меир, что, если она завтра придет в магазин, скажем, к трем часам, дядя принесет ключи и проведет ее на кладбище. Она поблагодарила и пообещала быть ровно в три. Меир начала сворачивать шаль, но Тинли остановил ее.

— Вы видели это? — спросил он, указывая на небольшой завиток в углу.

Тинли вручил Меир увеличительное стекло. Меир присмотрелась и увидела крошечную вышивку в виде стилизованной бабочки — инициалов «ВВ», причем вторая «В» была зеркальным отражением первой. Рядом был еще один непонятный знак.

— Что это?

— Это знак производителя и цифра — 42. Вероятно, это год изготовления. Это прекрасная вещь, мастеру потребовался не один месяц, а возможно, и год, чтобы выткать шаль, а затем вышить ее. Вероятно, шаль предназначалась невесте как свадебный подарок или приданое, которое она получила в доме мужа.

То есть предназначалась ее бабушке Нерис Уоткинс как подарок от ее мужа, пресвитерианского священника? Меир подумала, что шаль слишком дорога для такого подарка. Скромный, почти спартанский образ жизни, который вели бабушка и дедушка, никак не вязался с роскошной вещью, достойной невесты махараджи. Похоже, история становилась все запутаннее и запутаннее.

Меир положила покупки и свою шаль в рюкзак, поблагодарила продавца и повторила, что обязательно придет завтра.

Тинли приветливо улыбнулся:

— Обязательно наденьте новую пашмину. Надвигаются холода. В этом году зима будет ранней.

На следующий день город съежился под ударами холодного пронизывающего ветра, приносившего пригоршни ледяной пыли с горных вершин. Меир чувствовала в воздухе запах снега. Хорошо, что она прислушалась к совету Тинли и повязала теплый кашмирский шарф. Окна домов защищали деревянные жалюзи, и почти на каждой крыше лежали тюки корма для животных и дрова. На базаре стало меньше людей, и за всю дорогу Меир встретила всего несколько европейцев. Через две-три недели закроются все магазинчики, кафе и пансионаты, большинство их работников отправится на юг, на пляжи Гоа, оставив позади себя засыпанный снегом и изолированный от всего остального мира Лех. Меир с тревогой подумала, выдержат ли Беккеры такой холод в своей палатке.

Разумеется, в магазине не было никакого дяди с ключами. Продавец Церинг только плечами пожимал. Чтобы чем-то занять Меир, он предложил ей посмотреть новую партию шалей. Пока Меир восхищалась яркими красками и тонкой работой, Церинг приготовил чай масала [13]. Они пили его с миндалем и сушеными абрикосами. Меир уже знала, что обычай предписывает продавцу быть обходительным с покупателем, даже если он не собирается ничего покупать.

Полчаса пролетели незаметно. Наконец дверь, ведущая в мастерскую, открылась и на пороге появился сморщенный старик в меховой шапке и войлочных сапогах.

— Мой дядя Сонам, — засиял Церинг. — Брат моей бабушки.

Меир пожала морщинистую руку старика. Неудивительно, что Сонам редко бывал на работе: он был очень стар. И единственное занятие, за которым его могла представить Меир, — это послеобеденная дрема в кресле.

— Добрый день, Сонам-ле, — поздоровалась она. Меир вычитала, что правила вежливости требуют добавлять к именам частицу «ле».

Старик бросил на нее быстрый оценивающий взгляд. Он что-то тихо сказал Церингу и показал пальцем на дверь. Церинг снял с крючка свою куртку.

— Мы выходим, — сказал он.

— Вы бросите магазин?

— Дядя не говорит по-английски, — пояснил он, потом пожал плечами и развел руками. — Клиентов все равно нет.

Он запер дверь, и все трое отправились в путь. На Сонаме было что-то наподобие халата, длинного, доходившего ему до щиколоток. Войлочная шапочка смешно подпрыгивала на голове в такт его шагам. Двигался старик на удивление быстро. Через несколько минут они уже стояли перед запертыми воротами европейского кладбища. Сонам порылся в многочисленных складках своего одеяния и в конце концов достал огромный ключ. Ворота открылись, и Меир прошла под сенью изможденных деревьев к замшелым крестам и надгробиям. Опавшая листва покрывала землю. Из золотой она успела превратиться в бурую. Холодный ветер жалил лицо.