Мэри Рэдклифф - Тайна Ретта Батлера

Священник ничего не ответил.

Тогда Мигель наклонился, схватил его за одеяние и поставил на ноги, отряхнул пыль.

Настоятель, словно ничего не понимая, смотрел невидящим взглядом. Казалось, он забыл обо всем на свете, углубился в самого себя.

Мигель обошел брата со всех сторон, смахнул с него пыль, словно тот был одной из скульптур, которые стояли в мастерской, а он, Мигель, должен был ее раскрасить…

Ни Мигель, ни настоятель не видели, что из глубины темного коридора за ними наблюдает Рэтт Батлер.

Молодой человек стоял, скрестив на груди руки и курил сигару. Лишь изредка ее красный огонек вспыхивал во мраке коридора, как отблеск адского пламени.

Наконец священник вернулся к жизни. Он прикрыл лицо руками и медленно провел ими сверху вниз, словно хотел сбросить застилавшую глаза пелену.

Мигель выглядел расстроенным.

— Ну что, не получилась у нас беседа, — грустно сказал он.

Настоятель кивнул.

— Ты меня прогнал, — сказал Мигель и двинулся к выходу.

— Подожди, Мигель, стой.

Тот остановился, но не оборачивался. Братья поменялись местами.

Теперь упрашивал священник, а Мигель был непоколебим и стоек.

— Подожди, Мигель, нам действительно нужно поговорить. Мы же братья с тобой. Ты — Кастильо и я — Кастильо.

— Ты все сказал мне, влепив пощечину, — произнес Мигель.

— Но и ты ответил мне тем же, — возразил настоятель.

Мигель пожал плечами.

— Я привык защищаться, я умею постоять за свою честь.

— Не все так просто в жизни, Мигель. Не все можно объяснить одним или двумя слова.

— Я не пытался ничего объяснить тебе, — Мигель все же повернулся к брату. — Я просто спросил тебя о родителях. А ты принялся меня упрекать. Ведь и тебя не было там много лет, ты приехал лишь к умирающему отцу, А когда ты ушел учиться на священника, мне было одиннадцать лет. Представь себе, всего лишь одиннадцать. А тянул на себе все хозяйство. Я не плакал, никому не жаловался. Но у меня не было выбора, и я стал тем, кто я есть сейчас. Так что ты виноват в моем выборе не меньше меня самого.

— Мигель, подожди, не уходи, — настоятель вновь попытался остановить брата, схватив его за руку.

— Может, мы когда-нибудь еще встретимся, а сейчас, честно говоря, мне не хочется больше говорить с тобой. Слушать твои нравоучения я не хочу, а ты ни на что большее не способен.

По коридору проходил монах. Он на ходу бросил взгляд в мастерскую и с удивлением увидел своего настоятеля, держащего за руку сержанта.

На глазах священника были слезы.

Монах, боясь потревожить его, развернулся и пошел в обратную сторону.

Рэтт Батлер стоял в темноте, докуривая свою сигару.

«Да, я узнал много интересного, — подумал он, — оказывается, и у таких отпетых негодяев, как Мигель Кастильо, бывают родственники. Да еще священники. Впрочем, и у меня есть отец, мать. А может быть, их уже нет… И я, вернувшись когда-нибудь в Чарльстон, узнаю об их смерти от абсолютно постороннего человека. Может, кто-то скажет мне, что отец перед смертью хотел меня видеть, держать меня за руку. А меня в это время не было рядом».

Рэтт Батлер тяжело вздохнул и погасил окурок о подошву сапога.

Мигель Кастильо стряхнул с себя руку настоятеля.

— Нет, у нас не получится сегодня разговора. Как-нибудь в другой раз.

— Мигель, останься. Побудь здесь еще несколько дней, — попросил брат.

— Нет, — уже боясь, что расчувствуется и согласится, Мигель заспешил к выходу.

— Прости меня, брат, — прошептал ему в спину настоятель.

Но как тихо ни произнес он эти слова, Мигель услышал их и замер в дверях.

Он словно не верил сам себе, но обернувшись, встретился взглядом с настоятелем и понял, что ему не померещилось.

— Нет, мне не в чем тебя обвинять. А ты, брат, прости меня, — Мигель, не дожидаясь ответа, исчез в коридоре.

А растерянный настоятель стоял среди разбросанных скульптур, потом опустился на колени перед незаконченным распятием и стал молиться…

Рэтт Батлер отвернулся и зашагал по гулкому коридору. Он старался ступать как можно громче, пытаясь вернуть себе уверенность, вернуть ненависть, которую он испытывал к Мигелю Кастильо.

Ведь тот был законченным негодяем.

Но как ни старался Рэтт Батлер, в его душе поднималась жалость к этому несчастному человеку.

В самом деле, может он и не был виноват в собственном выборе.

Это жизнь заставила его сделаться негодяем и мошенником, точно так же, как жизнь заставила Рэтта Батлера стать авантюристом и искателем приключений.

«Ведь в сущности, — думал Рэтт Батлер, — между нами нет ощутимой разницы. Только у Мигеля нет такого образования и воспитания, какими обладаю я. Он прост и незатейлив и, может быть, то, что я считаю благородством — всего лишь хитрость, игра».

Рэтт Батлер вышел во двор. Поправил на лошадях упряжь, осмотрел колеса фургона.

Все было в полном порядке. Он рукавом плаща стер пыль с надписи на дверце.

В лакированном корпусе фургона зияли пулевые отверстия.

Кони нетерпеливо перебирали ногами, чувствуя что им предстоит далекая дорога.

Рэтт Батлер забрался на козлы и взял в руки вожжи.

«Может, поехать прямо сейчас, бросив здесь Мигеля», — подумал он.

Нет.

Хотя он прекрасно представлял, чем могут кончиться совместные поиски сокровищ. Ведь Мигель не тот человек, который поделится частью добытого.

Но все-таки Рэтт пожалел Мигеля.

Завидев, как Мигель вышел из монастыря, он помахал рукой.

Мигель поглубже надвинул военную шляпу на глаза, так, чтобы Рэтт Батлер не увидел блестевших в его глазах слез, и взгромоздился на козлы рядом.

— А я, честно говоря, думал, что ты уедешь без меня, — сказал Мигель.

— На, закури сигару, — угостил его Рэтт, — и тебе станет лучше.

Мигель закурил и посмотрел в синее безоблачное небо.

— Ну что, Рэтт, трогаем?

— Да, поехали, — Рэтт натянул вожжи, привстал на козлах и взмахнул длинным кнутом.

Лошади сорвались с места, и фургон загрохотал, покидая монастырский двор.

Ни Рэтт Батлер, ни Мигель Кастильо не видели, что за ними, прижавшись лицом к стеклу, наблюдает настоятель монастыря.

Они не видели, как по его щекам бегут крупные слезы.

— Пусть Господь будет к вам милостив… — шептал настоятель, глядя на пыльный шлейф на дороге.

Они проехали несколько миль, не произнеся ни слова.

Фургон подбрасывало на камнях, грохотали ободья, солнце нещадно палило, лица и руки путешественников покрыл толстый слой пыли.

Рэтт Батлер исподлобья смотрел на дорогу, то и дело смахивая с ресниц пыль. Он часто моргал и недовольно кривился, покрикивая на лошадей.

Ему казалось, что те скачут слишком медленно.

Каждый из седоков думал о своем.

Мигель Кастильо вспоминал своего брата-настоятеля и чувствовал себя не лучшим образом.