Хелен Диксон - Хозяин Стоунгрейв-Холл

– Вы говорите так, будто я гора, которую необходимо преодолеть. Почему я трудная? Не потому ли, что вы собираетесь приструнить меня и, добившись этого, растоптать?

– Нет, мне лишь хотелось, чтобы вы относились ко мне менее враждебно, проявляли меньше упрямства и смирились с нынешним положением. – От удивления он приподнял бровь. – Эта ситуация нова для нас обоих. Придется свыкнуться с ней.

– Знаю. Постараюсь как можно лучше справиться с исключительно трудной ситуацией. Хочу заметить, мое место не здесь. Я хочу вернуться домой, в Эшкомб, но мне некуда идти.

– Вы правы. Смиритесь с этим. Ваша прежняя жизнь закончилась навсегда.

– Знаю, но все, что я потеряла, причиняет мне боль.

Лоуренс взглянул на нее. Пришлось признать, что Виктория странным образом волнует его. Дело не только в ее красоте, светлой коже, тонких чертах лица и даже не в чувственности и затаенных страстях. Все заключалось в странном сплетении беззащитности, безрассудной смелости, жесткости, нежности и твердой вере в то, что ей никто не нужен. Лоуренс думал о ней больше, чем хотелось признаться самому себе.

– Виктория, вам кто-нибудь говорил, что у вас красивые глаза? – Выражение его лица смягчилось. – И прелестные уста.

Она отвела взгляд и уставилась в окно.

– Прошу вас, не говорите так.

– Вы и в самом деле красивая молодая женщина. Вижу, мне придется потратить немало времени, чтобы отбиваться от сонма ухажеров.

Лоуренс встал, навис над ней, пальцем осторожно коснулся ее лица и повернул его к себе. Вопросительно поднял бровь.

Виктория приподняла голову и, не дрогнув, встретила его взгляд, почувствовала жгучее прикосновение его пальца.

– Если вы намерены укротить мой бунтарский нрав, милорд, вам остается лишь прибегнуть к грубой силе, обольщение не поможет. Мне знакома лишь непокорность.

Лоуренс невольно откинул голову и разразился хохотом.

Обиженная такой реакцией, Виктория сердито уставилась на него.

– Вам это доставляет удовольствие, правда?

– Еще бы, – признался он, все еще смеясь. В глазах прыгали веселые искры. – Видно, вы запамятовали, что обольщение в моей семье является давней традицией. Что-что, а это мы хорошо умеем.

– В чем моя мать на свою беду убедилась, встретив вашего отца. – Виктория строго взглянула на него. – Вам полагается заботиться обо мне, подавая хороший пример, а не обольщать. Разве опекуны могут злоупотреблять своим положением? – Ее слова прозвучали для него, как оплеуха.

– Нет, если они держат себя в руках. Вы совершенно правы, я и так наказан. – Озорной блеск в его глазах пленил Викторию, она не чувствовала, как пылают щеки.

– Вам ведь нравится Холл, правда?

– Прекрасный дом. Я всегда так думала. В детстве я часто смотрела на него издали, когда играла на пустоши и думала, каково было бы жить в таком великолепном доме.

– Разве мать не рассказывала вам о том времени, когда работала здесь?

– Рассказывала о балах и прочем, но слышать – одно, видеть – совсем другое.

– Тогда вы все увидите. Вот закончится траур, и мы устроим бал или хотя бы вечеринку.

– Мне это понравилось бы. Скажите, лорд Рокфорд…

– Вы не хотите звать меня просто Лоуренс?

Немного подумав, Виктория улыбнулась.

– Хорошо, – согласилась она, к его огромному удивлению и удовлетворению, – буду звать вас Лоуренсом. Расскажите, когда вы впервые встретили мою мать. Она часто говорила о времени, проведенном здесь, но никогда не упоминала ни вас, ни вашего брата.

Виктория взглянула на него. Его глаза были полны нежности и задумчивы. Он заговорил не сразу:

– Ваша мать ушла из Холла, когда родился Натан. Вам покажется странным, но я давно знал ее, точнее, с рождения. Она была человеком с сильным характером, преданна и добра, такое обычно не свойственно молодым девушкам, занимающим подобное положение. Поскольку она ухаживала за моей матерью, мы стали близки, как могут быть люди из разных общественных слоев. В юности я часто нуждался в друге и очень любил ее. Думаю, она тоже любила меня.

Виктория молча смотрела на него.

– Когда она покинула этот дом и вышла замуж за вашего отца, я знал почти все о том, что с ней происходило. – Лоуренс быстро взглянул на Викторию. – И с вами тоже, раз уж на то пошло. И вот вы здесь, поэтому мне хотелось бы, чтобы вам не надо было ни о чем беспокоиться.

– А как же ваш брат? Он смирится с тем, что я живу здесь? Помнится, он совсем не обрадовался, увидев меня.

– Натан думает иначе, чем я, – ответил Лоуренс сурово. – Он не разобрался в сути дела. Однако мне не хотелось бы, чтобы это вас беспокоило. Вы встретились с Дианой, увидели, насколько она обаятельна и как ей хочется подружиться с вами. Она поговорит с Натаном, объяснит истинное положение дел, к тому же я хочу завтра утром поехать в Грейндж и обо всем рассказать. Натан смирится.

Сердце Виктории громко стучало. Она верила и не верила Лоуренсу, чувствовала, что он многое скрывает, а ей надо знать. Он не хотел рассказать правду. Из доброты, хотя и неуместной, явно пытался уберечь ее от чего-то. Конечно, он больше всех старался помочь ей. Виктория улыбнулась ему и искренне сказала:

– Спасибо. Я признательна вам за то, что вы рассказали о своем отношении к моей матери. Мне действительно стало легче, жаль, что мое пребывание здесь поссорило вас с братом. Должно быть, он любит вас. Вам обязательно надо поладить с братом.

– Поладить? Моя дорогая Виктория, вы бесподобны. К вашему сведению, не я испортил отношения.

– Я не утверждала, что это ваша вина, – заверила Виктория. – Я лишь хочу помочь. Какая бы размолвка ни разделяет вас, думаю, я тут ни при чем.

– Вы ни при чем, – натянуто подтвердил Лоуренс. – А теперь прошу вас, оставим этот разговор. Это утомительно, – добавил он раздраженным тоном, но в его душу закрался страх.

– Я встревожена, только и всего. Между вами возникли разногласия, и я хочу помочь.

– Между нами нет разногласий, и я не нуждаюсь ни в чьей помощи. И никогда не нуждался. – Лоуренс сверлил ее взглядом. – И никогда не буду нуждаться.

– Послушайте, что я вам скажу: Натан – член вашей семьи. Если бы можно было провести хотя бы еще один день вместе с моим дорогим отцом или матерью, я многое бы отдала. Но это невозможно. Их больше нет. Когда-нибудь вы узнаете, что чувствуешь после такой утраты.

– Виктория, в отличие от вас, я ни разу не удостоился большой любви родителей, особенно со стороны отца, поэтому никогда не узнаю, что при этом чувствуешь, – последовал быстрый гневный ответ.

Она уставилась на него, глубоко тронутая подобным откровением. Если он не был близок с родителями, возможно, мать за время работы в Холле внесла тепло и счастье в его жизнь. Особенно после того, что он рассказал о своем отношении к ее матери. Виктория нежно улыбнулась: