Маурин Ли - Разделенные океаном

Анна сошла с тротуара, не обращая внимания на движение, и пошла, а потом и побежала, лавируя между трамваями и автомобилями, мчащимися по улице. Заскрежетали тормоза, раздались крики разгневанных водителей, но Анна не обращала на них внимания. Невидимая нить влекла ее за собой, и она чувствовала себя в полной безопасности.

И вот она оказалась уже на другой стороне улицы, и сияние реки буквально ослепило ее. По воде плыл большой пароход, и люди на борту размахивали флагами. До незнакомки оставалось десять футов, потом пять, и вот Анна остановилась прямо перед ней. Она выглядела очень грустной и подавленной, эта женщина, и Анна сразу же поняла, почему ее так влекло к ней.

— Молли, — негромко произнесла она.

Женщина подняла глаза, несколько мгновений удивленно смотрела на нее, пока на лице у нее не отразилось узнавание, а на губах не заиграла улыбка, такая очаровательная и ласковая, что Анна не выдержала и разрыдалась.

— Аннемари! Ох, Аннемари, поначалу я решила, что ты мне привиделась. Это ты? Это и в самом деле ты? — Теперь уже расплакалась Молли, заключив пропавшую сестру в объятия. — Откуда ты взялась? Свалилась с неба?

— Нет-нет. Ты ждала меня? — улыбаясь сквозь слезы, спросила Аннемари.

— Пожалуй, что да, дорогая. — Молли отстранилась от сестры и схватила ее за плечи, словно желая убедиться, что та ей не снится. — Мы так тревожились за тебя. Мне хотелось умереть, когда тетка Мэгги написала, что ты так и не объявилась в Нью-Йорке. А наш Финн даже побывал в Америке и пытался разыскать тебя. С тобой все в порядке, родная? Что случилось? Я так и не смогла избавиться от беспокойства о тебе, а ты взяла и объявилась здесь, живая и невредимая.

— Я не помнила, кто я такая, Молл, — пояснила Аннемари. — Лев нашел меня и взял к себе. — Только сейчас, двадцать лет спустя, она спросила себя, почему Лев так и не попытался разузнать, кто она такая, откуда приехала и где живут ее родственники. Наверное, он полюбил ее с первого взгляда и не хотел, чтобы их разлучили.

— Лев?

— Левон Зариян. Он умер. Это был самый милый, отзывчивый, замечательный человек на всем белом свете. — Аннемари вновь расплакалась, вспоминая Льва. «У меня была дочь, очень похожая на тебя», — сказал он, когда она села к нему в такси.

— Мы останемся верны тебе, пока не погаснут звезды , — во все горло распевали пассажиры на пароходе, размахивая флагами.

— Родная, ты стала такой красавицей. — Молли ласково погладила сестру по щеке. — Еще красивее, чем прежде.

— И ты тоже, Молл. — Красота Молли не была яркой и не бросалась в глаза, оставаясь спокойной и кроткой. В мягких карих глазах сестры светились доброта и великодушие.

— Мы знали, что ты прилетела в Англию, об этом сегодня утром сказал по радио диктор. В четверг мы с Финном собирались приехать к тебе в твой отель в Лондоне. Нет, глазам своим не верю — найти тебя вот так, прямо на пристани! — радостно вскричала Молли. — Если это не чудо, тогда я уж и не знаю, что можно им назвать. У тебя будет время вернуться в Дунеатли и повидаться со всеми? У Хейзел с Финном уже восемь детей, да и у меня четверо. Тедди и Айдан будут безумно рады увидеть тебя.

Аннемари почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом.

— А как же Доктор?

— Он умер, — мягко сказала Молли, и на лицо ее набежала тень. — Он умер, уже давно.

— Тогда я поеду с тобой; мы все поедем. — При мысли о том, что она вернется в Дунеатли с Бобби и детьми — и с Лиззи, если та захочет к ним присоединиться, — у Аннемари перехватило дыхание. Вряд ли что-то на всем белом свете могло бы сделать ее счастливее.

— Я уже испугался, что потерял тебя, — прозвучал сзади чей-то голос.

Обе женщины обернулись и увидели Джона, раскрасневшегося и озабоченного. Он с трудом выдавил улыбку.

— Кто это, Анна? — спросил он.

— Это Молли, твоя тетка. — Она также была его сестрой, но сейчас было не время и не место для подобных откровений. — Ох, Молл! — воскликнула Аннемари. — Мне столько нужно тебе рассказать!

На свой тридцать пятый день рождения Оливия дала себе слово, что если к сорока годам не добьется успеха, то оставит шоу-бизнес, хотя из Голливуда все равно не уедет. Здесь ей нравилось все: жара, огромные цветы-переростки, неестественно зеленая трава и тот факт, что независимо от времени суток вокруг всегда были люди. Итак, в ее распоряжении оставалось семнадцать с половиной месяцев. В январе 1947 года ей стукнет сорок.

Впрочем, нельзя сказать, что в Голливуде Оливию подстерегали одни неудачи. Однако если сравнить ее успехи и провалы, то последних наберется намного больше.

Вот такие мысли крутились у нее в голове, как случалось все чаще, пока она ждала своей очереди для очередного кастинга.

— Следующая! — выкрикнула секретарша со своего места за столом, стоявшим в дальнем конце комнаты.

Потрясающе красивая блондинка рядом с Оливией поднялась и, покачивая бедрами, вышла из комнаты в смежную студию. По возрасту она годилась Оливии в дочери — в последнее время мысли о возрасте стали навязчивыми, как никогда. Разве может она соперничать с такой красоткой?

Секретарша посмотрела на Оливию и одарила ее ослепительной улыбкой. А вот она годилась в матери уже самой Оливии. Чего было больше в этой улыбке — жалости или надежды? Или же она поняла, что у Оливии нет шансов получить эту роль, и таким образом пыталась смягчить удар?

Оливия пришла на кастинг к фильму «В разные стороны». Ее агент позвонил ей сегодня рано утром.

— «РКО пикчерз» нужна актриса с английским акцентом, — сказал Джоуси. — Это мюзикл. Тебе придется петь и танцевать.

Оливия позвонила в ресторан, в котором работала, и сказала управляющему, что не придет. Тот не возражал. Он уже привык к ее отлучкам. Почти каждая официантка в Голливуде мечтала стать кинозвездой. Проблема заключалась в том, что большинство из них были вдвое моложе Оливии, как и те девчонки, с которыми она снимала дом в Бербэнке, все до единой начинающие актрисы. Оливия поселилась там с тех самых пор, как приехала сюда из Нью-Йорка, и уже сбилась со счету, сколько соседок у нее перебывало за это время. Они выходили замуж, возвращались домой или находили иную цель в жизни. Только три из них добились кое-каких успехов в киноиндустрии, да и то весьма скромных.

Иногда Оливии удавалось получить крошечную роль в кино. Несколько раз ей даже доверили произнести несколько слов. Самое продолжительное время, которое она провела перед камерой, исчислялось двумя минутами. В Голливуде все никак не находился продюсер или режиссер, который, завидев Оливию Рэйнес, воскликнул бы:

— Эта девушка нужна мне для моего следующего фильма!