Линда Сэндифер - Огненные сердца

— Неужели мы и в самом деле похожи на бандитов, Делани? Скажи честно.

Бородатое лицо Делани исказилось в ухмылке.

— А, так вот в чем дело! Мы привыкли к своему виду, Кили, но вряд ли выглядим так, чтобы эта цыпочка пожелала пригласить нас на чашку чая. И, как я уже говорил, если бы сегодня утром ты побрился, она не ошиблась бы и приняла нас за тех, кто мы есть на самом деле — за настоящих джентльменов.

Ченс попытался себя утешить.

— Ладно, все это неважно — я не очень люблю чай. Давай посмотрим, почему встал поезд.

С гор дул ветер, снегу навалило по колено, впереди вздымалась громада хребта Биттеррут. Ченс и Делани прошли вдоль стоящего поезда, временами пропадая в клубах пара, вырывающегося из-под вагонов. Из дверей вагонов выглядывали мужчины, в окнах виднелись озабоченные женские и детские лица.

Добравшись до локомотива, Ченс и Делани заметили, что тощего машиниста окружили пассажиры-мужчины, а он что-то говорил о резком ветре.

— Почти весь снег снесло вниз, к берегу реки, — объяснил машинист, — но рельсы все-таки придется расчищать. Можно дождаться рабочих из Спокана, но снег такой мокрый и тяжелый, что без нашей помощи все равно не обойтись, Мы могли бы начать уже сейчас. В поезде в багажном вагоне есть лопаты, фонари и топоры. Мне нужны три человека, чтобы набить снегом котел, и еще три, чтобы развести костры.

Не слушая никаких возражений, он направился к багажному вагону.

Ченс и Делани оказались последними в очереди за инструментом, и когда они подошли к машинисту, тот с любопытством оглядел их.

— Это вы пытались прыгнуть в поезд на ходу, верно?

Ченс объяснил, что вынудило их на этот поступок, и когда машинист узнал, что они с Делани владельцы рудника Вапити в Кердалене, то заметно успокоился.

— Ладно, — проговорил машинист, — если вы будете расчищать дорогу вместе с остальными, я не скажу кондуктору, что вы едете зайцами. Пожалуй, мне удастся вас где-нибудь спрятать, как только поезд сможет продолжать путь.

Ченс поблагодарил его и вместе с Делани направился к остальным.

Рельсы впереди освещала яркая фара локомотива, и фонари понадобились только тем, кто удалялся от него. Оказалось, на рельсы обрушилась снежная лавина — большей частью она скатилась вниз, к реке, но оставшийся на рельсах снег был глубоким и слежавшимся. Он подтаял во время недавней оттепели, затем замерз, и тряски рельсов было недостаточно, чтобы сбросить его.

Ченс нашел себе место и поставил фонарь в снег. Он высветил круг диаметром всего несколько футов, который со всех сторон обступала темнота.

Делани устроился поблизости, молча принимаясь за дело. Несколько мужчин работали вместе с ними, остальные оттаскивали подальше от дороги снег, обломки дерева и камни, принесенные лавиной. Работы с избытком должно было хватить на целую ночь.

Соломон водрузил шляпу на редеющие седые волосы, мимоходом отметив, что пора подровнять их. Поезд остановился так резко, что Соломон упал и ударился об угол стола в салоне вагона «Полумесяц». Рана слегка кровоточила, но не причиняла боли.

Выйдя из вагона, он поднял воротник повыше, защищаясь от ветра. Утопая галошами в снегу, Соломон Ли нашел лопату и присоединился к работающим.

Тут же инженер Генри Патерсон, управляющий компании Соломона, заметил его и поспешил подойти, вежливо, но твердо расталкивая широкой грудью встречающихся на пути людей.

— Черт побери, Соломон, никому и не вздумалось бы заставить тебя расчищать снег! — воскликнул он.

— Почему бы и нет? — Соломон отбросил полную лопату снега, чуть не засыпав ноги Генри. — Потому что я Соломон Ли или потому что мне уже семьдесят?

— Причина и в том, и в другом.

— О чем ты тревожишься, Генри? Боишься, что у меня прихватит сердце? По-моему, ты будешь только рад этому — ведь тогда тебе не придется строить эту дорогу.

— Ты осуждаешь мое нежелание строить ее? После того как ты и Дженна чуть не попали под пули, а топограф был убит здесь прошлой весной, я вынужден думать, что некто подает нам знак. Вероятно, тебе следует серьезно задуматься. Знаю, ты способен забыть о себе, но позаботься, по крайней мере, о Дженне!

Соломон взглянул на Патерсона, не замечая, что снег налипает на брови и ресницы. Генри несправедливо обвинил его в равнодушии к судьбе Дженны. Откровенно говоря, Соломон заботился только о ней. Игры на бирже оставались для него всего лишь приятным времяпрепровождением, воспоминанием о временах, когда Соломон был нищим мальчишкой-эмигрантом.

С тех пор как Дженне исполнилось пять лет, а Соломону пришлось взять на себя заботу о ней, старик мечтал уберечь внучку от всех невзгод, ибо считал, что она уже достаточно выстрадала, потеряв родителей и братьев. Но Соломон не переставал упрекать себя за самое досадное событие в жизни Дженны — за ее брак с этим ублюдком Филиппом Дрезденом и за развод, случившийся одиннадцать лет назад.

Бог свидетель, ему следовало распознать в этом человеке охотника за богатством. Но Соломон радовался этому браку, считая Дрездена достойным мужем для Дженны. Дрезден одурачил их обоих так же, как бесчисленное множество женщин. Вскоре после свадьбы им обоим пришлось узнать, что Дрезден жил одной мечтой — заполучить в жены богатую наследницу. Соломон был потрясен этим не меньше, чем Дженна, как только оба поняли, что ею воспользовались в корыстных целях.

С тех пор в каждом мужчине Дженна видела нового Дрездена — впрочем, в большинстве случаев она оказывалась права. Никто из многочисленных претендентов на ее руку не отделял ее от богатства и власти Соломона, и потому Дженна вскоре замкнулась в себе, не питая надежд на романтические чувства. Единственным мужчиной, с которым она продолжала общаться, был Генри, человек старше Дженны на двадцать пять лет Разумеется, они были всего лишь друзьями, но Дженна во всем доверяла Генри.

Соломон чувствовал, как пуста и безрадостна жизнь Дженны — несмотря на то, что сама она никогда не заговаривала об этом. Она отдавала все силы разведению лошадей на ранчо в Коннектикуте — это дело она начала, когда ей было двадцать два года. Но как бы ни любила Дженна своих четвероногих питомцев, они не могли заполнить пустоту в ее жизни — как и дружба с Генри. Дженна ничем не отличалась от других женщин: ей хотелось любить человека, который бы любил ее, а не деньги семейства Ли. Ей хотелось иметь детей. Дженна Ли ни о чем не мечтала так страстно, как о счастливой семейной жизни.

Наконец Соломон заговорил:

— Я не принуждал Дженну отправляться сюда вместе со мной. Она знала, что это рискованная затея. К тому же ей уже тридцать лет и, по-моему, она имеет право принимать решения самостоятельно.

— Хорошо, если ты не пренебрег смертельной опасностью, Соломон, но ты упустил кое-что еще. Ты обеспечил будущее Дженны, сделав ее своей наследницей, но готова ли она вести борьбу с твоими соперниками, которые наверняка воспользуются твоей смертью — неважно, умрешь ты сам или будешь убит? Дженна разбирается только в делах своего ранчо.