Эмине Хелваджи - Наследница Роксоланы

– Смотри, это же она! Башня Лучников!

– Это мы, – возражает сестра. – Близняшки…

И впрямь, трудно было не подумать об этом. Сдвоенная Башня Лучников: два греческих укрепления, на внешнюю и внутреннюю сторону тогдашней крепости, как воины спина к спине.

Девочка вскрикнула от радости и бросилась младшей на шею.

– Нашли! Нашли!

– Погоди, – осадила ее сестра, хотя ей самой, это же видно, хочется плясать от радости. – Сами-то чертежи и в новой библиотеке были, помнишь? А нам нужно кое-что другое… старое-старое, позабытое с византийской поры…

И они принялись искать дальше. Сшитый в тетрадки пергамент, свитки, бумажные книги, отдельные листы…

Нужный чертеж нашелся за час до рассвета. И снова тем же таинственным образом: мелькнул на его обороте кровавый отпечаток – но исчез, когда девочки одновременно потянулись к листу.

– Как-то странно, – пробормотала она, крутя в руках свиток в поисках «верха» и «низа». – Неужели никто не знает об этом секрете? И он даже почти не охраняется…

– А тебе что, досадно?

– Нет. Но сама посуди: это же крепость, ну и дворец теперь. А если бы мы были не мы, но враги?

(И тут же усмехнулась, представив себе эту картину: вражеские лазутчики, уже сумевшие пробраться во дворец, посреди ночи залазят в запретное книгохранилище, чтобы найти… Вот именно: найти вход во дворец. В котором они сейчас пребывают.)

– Какая разница, – махнула рукой сестра, – главное, что нашли!

Торопливо свернула свиток и сунула его за пазуху.

– Пойдем, – говорит она, задувая лампу. – Рассвет уже скоро.

Девочка споро принялась было раскладывать бумаги в хоть каком-то подобии прежнего порядка, но тут же махнула рукой. Все равно никто ничего не заметит.

Младшая сестра подошла к лазу и снова первой протиснулась внутрь. Времени оставалось всего ничего. Теперь девочкам нужно было как следует торопиться.

Сестра идет впереди. Ее зовут Орыся. Ее нет и не было никогда…

Хрипя, разрывая на горле ворот рубахи, Михримах садится в кровати.

В углах комнаты тлеют ночники: она давно уже не ложится спать без света. Дом безмолвен, но тишина его какая-то обманчивая, неестественная. Не спит он, а притаился.

Конечно, служанка слышала, насколько беспокоен сон госпожи. И старший евнух слышал, ему вообще положено не пропускать ничего, что творится в доме, даже посреди глухой ночи.

Хлопни сейчас в ладоши – и из противоположных дверей вбегут они оба: с прохладительным питьем, с теплым питьем, с ароматическими солями. С лекарствами. С причитаниями.

Михримах, дочь султана, жена великого визиря – отставного и сосланного, но это мы еще посмотрим, надолго ли! – не спешит подать знак. И слуги остаются за дверями. Изо всех сил притворяются, что ничего не слышали они, что спят сейчас. Что их там вообще нет.

Михримах встает. Проходит через спальню, садится в изящное, генуэзской работы кресло. При тусклом свете ночника смотрится в зеркало. Без всякого удовольствия видит там свое измятое скверной ночью лицо, начавшее недавно грузнеть тело. Поднимается с кресла. Придирчиво ощупывает себя – и приходит к выводу, что все-таки она еще гибка и подвижна.

То-то.

Снова смотрит в зеркало. Оно двойное, причем высокие, в полный рост венецианские стекла расположены под углом. И сейчас в них можно увидеть сразу двух. Двух Михримах…

Женщина закрывает глаза. Ей не хочется смотреть на своего двойника.

Она помнит. Все помнит. Всегда помнила.

Была у нее сестра, младше всего на полчаса. Неотличимая – если забыть о родинке на виске.

И звали ее Орыся…

Дворец у проклятой дочки роксоланки Хюррем был под стать той мерзости, каковая, несомненно, творилась в душе у Михримах, жены Рустема-паши. На виду то, что не стыдно показать правоверным, – ажурная вязь оконных переплетов, увитых виноградной лозой, приятные глазу очертания беседок, полускрытых за невысокой изгородью, изразцовые плитки, покрывающие второй этаж. Ну а внутри… О, внутри все совсем не так. Внутри полумрак, будто хозяйке дома есть что скрывать… хотя чего там, наверняка есть! Хотя бы грешную свою сущность. Внутри камень, сухой и бесплодный камень, пусть и изукрашенный богато золотом, пусть и занавешенный тяжелыми бархатными шторами. Камень, такой же серый и суровый, как сердце султанской дочери.

Длинный каменный коридор, ведущий из дворца в сад, подавлял. Казалось, он не закончится никогда. И вот там – ни одного окна, а светильников – в обрез. Для своих, задумчиво кивнула Айше и покосилась на Бал: наверное, та тоже была занята какими-то подобными подсчетами. Раз уж почтенный Аджарат не делал разницы в воспитании сына и дочери, то такие вещи объяснил наверняка.

– Обороняться здесь легко, – проронила Джанбал, и Айше кивнула, всецело соглашаясь.

Темный коридор с нишами, с неожиданными для противника поворотами, с тяжелой мебелью, которой так легко перегородить путь как раз тогда, когда враг поверил в победу… Вот только бойниц все равно не хватает.

Айше шепотом поделилась этим соображением с подругой. Бал пожала плечами:

– Тут как следует все равно стрельбу не наладить. Некуда здесь стрелять особо, да и не в кого. Закуток, сплошное слепое пятно. Если будут штурмовать, то лучники все пойдут к окнам галереи второго этажа. Зато какой-нибудь потайной ход тут наверняка имеется.

Настал черед задуматься самой Айше.

Через две сотни шагов подруги застыли в растерянности: коридор раздваивался. Оба его ответвления казались близнецами, совершенно неотличимыми друг от друга. Еще одна ловушка для врагов?

– Ты – налево, я – направо, – шепотом сообщила-приказала Айше.

Джанбал поглядела недоуменно:

– Нам бы вместе держаться…

– Нам надо выяснить, где дочь ведьмы. Так что ты – налево, а я – направо.

Взгляд Джанбал, брошенный на подругу, был далек от восхищения, но девушка подчинилась. Развернулась резко – и пропала в левом коридоре.

Айше, внутренне робея и молясь, пошла направо.

Коридор привел к еще одному коридору, тот – в крытую галерею, выложенную нежно-голубыми изразцами и щедро залитую солнцем, отчего вышедшая из тени девушка на несколько секунд зажмурилась. А когда открыла глаза, на нее со стены глядела нарисованная Джанбал.

Айше проморгалась. Джанбал никуда не исчезла.

В какие игры нынче играет шайтан? Разве Коран разрешает рисовать правоверных?

Хотя, конечно же, ведьме и дочери ведьмы Коран не указ. Но все же – при чем здесь Джанбал?

Айше подошла к портрету поближе. Шайтан и художник потрудились на славу. Конечно, изображение в некоторых мелких черточках отличалось от живой, настоящей Джанбал, но все равно было удивительно похожим. Еще одна загадка? Или просто ведьмино наваждение?