Эмине Хелваджи - Наследница Роксоланы

– Евнухом?

– Им самым. Зато уж верен только мне, а не… еще кому-нибудь из семьи султана. Человек он тертый и опытный, если нужно кого проследить на городских улицах или подслушать разговор в кофейне, в этом у него до сих пор осечек не было. Но вот как прижал его к земле зверь, как подскочили к нему хозяева, то есть хозяйки зверя… как сверкнул у одной из них в руках кинжал… очень знакомый нам с тобой кинжал… В общем, тут мой человечек и раскололся. До того самого места, которого у него нет. Начал кричать, что он человек Михримах-султан, что его поэтому убивать нельзя… грозил страшными карами… Многого не раскрыл: сам-то знал довольно мало, не дура я, чтобы ему подробности сообщать. Но, как видно, этого оказалось достаточно, чтобы спугнуть. Наутро уже не было их в караван-сарае.

Аджарат поиграл желваками. Но сказать ему было нечего: мало кто на месте Михримах действовал бы более разумно и милосердно.

Да и разве имеет значение, что было или не было сделано? Важно, что делать сейчас.

– Ясно, – скупо обронил он. – Где их теперь искать, дочь султана? Есть у тебя по этому поводу какие-нибудь мысли?

– Зависит от того, что и как они поняли… А вот этого уже я понять не смогла. И еще зависит от того, продолжает ли Айше считать себя главной из них двоих.

– А она не главная?

– Да ты что, плохо свою дочь знаешь, синеглазый? Впрочем, ее мать, мою сестру, в этом возрасте ты и вовсе не знал. Так вот: такая же она. – Михримах сделала вид, что сейчас, впервые за время их разговора, собирается скрыть лицо за чадрой, но на самом деле украдкой смахнула слезинку. – То есть на ней верхом никому не ездить, даже той, кто лучшая подруга и названная сестра. Но при этом дочь твоя – хорошая девочка. Очень хорошая.

– Это я как раз знаю.

– Ну, тогда должен понимать: пока Айше лелеет свою месть и горе, пока она сама считает себя главной, Джанбал будет поддерживать в ней эту иллюзию. И не поведет ее за собой, а пойдет за ней. Да сядь ты наконец, герой, у меня от твоего метания по шатру в глазах рябит!

Сесть Аджарат не сел, но остановился. Внимательно посмотрел на свою собеседницу.

– Итак, дочь султана, давай подумаем вместе. Первая возможность – они все-таки где-то в столице, только сменили место проживания. Велик Истанбул, есть в нем где укрыться…

– Самим укрыться – куда ни шло, даже с рысью, – согласилась Михримах. – Но они ведь если и будут прятаться, то не ради прятанья как такового. А чтобы продолжать попытки подобраться к отпрыскам Роксоланы…

– Вряд ли к тебе, – покачал головой Аджарат.

– Вряд ли, – кивнула в ответ женщина. – Даже для Айше это теперь будет уж чересчур. Значит, к одному из моих братьев. Попытка с гостевыми палатами, они знают, злодейке Михримах уже известна – тогда, скорее всего, к тому брату, который сейчас в столице.

– Нет. Она умная девочка… обе они умные. И поймут, что возможности подобраться к шахзаде Селиму у них нет: его сейчас охраняют, как султана.

– И верно. Поймут. Выходит, что они оставили столицу столиц. Далее – куда?

– Не знаю… Кютахья – такой санджак, что морем к нему хода нет, но это не значит, что море можно исключить. Ты верно сказала, Встреча Солнца-и-Луны: я знаю свою дочь, но не ее мать в этом же, пятнадцатилетнем возрасте. Узнал ее уже семнадцатилетней, а два таких года – прóпасть. И раз ты говоришь, что они настолько похожи с ней… и с тобой… Вспомни себя пятнадцатилетнюю! Да, ты тогда была дочь султана, гаремная затворница, но все же, как бы ты поступила в этом случае?

– Не очень-то ты представляешь, какие мы с сестрой были «гаремные затворницы». – Женщина вновь печально улыбается. Потом лицо ее темнеет. – А еще сам должен помнить и понимать: не так-то я оказалась похожа на сестру, как думалось нам обеим. Но если все мои воспоминания не обманывают меня, то мы бы просто рванули прочь. Не к цели, но от опасности. А потом как следует все обдумали – и снова попробовали бы подобраться к цели.

– Понятно. – Сейчас голос Аджарата угрюмее некуда, взгляд тоже. – Для вас тогдашних «прочь» – это дворец?

– Или какие-то потайные места во дворце. Те, про которые никто, кроме нас, не знает. А что будет «прочь» для них…

Михримах останавливается. Все ясно – и все плохо. То есть могло быть и хуже, куда хуже, но…

Поиск придется начинать заново, с чистого свитка. Видимо, девочки в любом из принятых ими обличий (двое парней? юный супруг сопровождает жену? брат сопровождает сестру?) могли оставить Истанбул как по суше, так и по морю. И отправиться на восток ли, на запад, прямо ли в Кютахью или куда угодно в пределах Блистательной Порты… а то и за ее пределы…

На каждом из этих путей одиноких юных путниц могут поджидать самые разные опасности. Даже если при них кинжал, один на двоих, и рысь.

Только одно хорошо. Теперь точно известно, что всего две недели назад Джанбал с Айше были живы и здоровы.

– Хочу тебе кое-что передать, синеглазый, – вздыхает Михримах. – Не подарить, а именно передать, так что гордость свою не напрягай: оно твое по праву… То есть Орысино. Это, можно так считать, ее приданое. Золотое ожерелье в три цепочки, с рубинами и изумрудами. Ее драгоценность, ее – не моя. Она, так уж вышло, не взяла эту драгоценность, уходя с тобой в побег… А вот я ее с тех пор храню, но в тягость она мне, не в радость. Сними же с моего сердца эту тяжесть, мой… мой эништэ , муж моей сестры.

– Царский дар… – Аджарат взвешивает на руке украшение, смотрит на камни. Ничего он в драгоценностях не понимает, но, конечно, такие изумруды и рубины должны стоить совершенно немыслимую сумму в золоте.

– Да не дар! – с неожиданной злостью отвечает женщина. – То, что должно принадлежать Орысе!

– Не к лицу и негде жене простого чифтчи, давно уже переставшего быть телохранителем шахзаде и санджак-бея, носить такое ожерелье… – Аджарат протягивает было тройную цепочку назад, но Михримах резко отталкивает, почти ударяет его руку.

– Так обрати его в деньги! И все их, до последнего акче, потрать на поиск своих девочек!

На это Аджарату нечего возразить.

– Потом, когда будем расставаться, я тебе подскажу, где найти надежного ювелира, который все примет без вопросов и не обманет с оценкой… – Женщина чуть заметно улыбается, вспоминая что-то давнее. – А пока…

Она придвигает к себе подушку с мирно спящим белым песиком, берет его на руки. Прижимает к себе, как ребенка:

– Я все понимаю, синеглазый: ты сейчас уже мысленно вскочил в седло и понесся искать свою дочь и ее нежданную сестру, даже если сам не знаешь куда. Но час времени ничего не решит. Всего только час!

Трудно поверить, но в голосе ее сейчас и вправду звучит мольба.

– Чего ты хочешь от меня, дочь султана? – шепотом спрашивает Аджарат.