Мюриел Болтон - Золотой дикобраз

— Я знаю их независимый дух. У вас ничего не выйдет, только одни, повторяю, пустые хлопоты. Они поднимут бунт, если вы силой попытаетесь навязать этот брак.

Карл ожидал, что ответит Анна, но она молчала. Откинулась на спинку кресла и улыбалась.

Людовик тем временем продолжал:

— Оставьте Бретань в покое. Вы можете ее покорить, я в этом не сомневаюсь, но ничего, кроме забот и неприятностей, это вам не принесет.

Ответом ему было молчание. Анна решила переложить бремя разговора на Карла. Пусть полюбуется, каков Людовик на свободе.

— То есть вы хотите сказать, что не желаете выполнять свое обещание? — спросил наконец Карл сердито.

— Я только пытаюсь оградить вас от серьезной ошибки. У вас будет жена, которая думает только о своей стране, не о вашей. Она будет скучать по дому, постоянно будет ходить обиженной, к тому же ее не одобрит Франция. Зачем вам это? Вы получите провинцию, слишком отдаленную, чтобы содержать ее, потребуется много денег, очень много, и эта провинция все время будет угрожать вам взрывом, мятежом.

Умильный смешок Анны поставил точку на этой тираде Людовика, а Карл зло повторил свой вопрос:

— Так вы отказываетесь выполнить свое обещание?

Некоторое время стояла тишина, затем Людовик произнес неизбежное:

— Нет, Ваше Величество. Если таково ваше желание, то, по-видимому, для всех нас будет лучше, если я попытаюсь уговорить герцогиню. Хотя сомневаюсь, смогу ли.

— А вот в этом у нас сомнений нет, — заверила его Анна. — Думаю, с вашей стороны это очень разумно, если вы отправитесь в Бретань. Король желает, чтобы вы сделали это немедленно. А чтобы быть уверенными, что все идет, как надо, мой брат и я последуем за вами и остановимся неподалеку, в нашем городе Шатобриане.

Бретонский город Шатобриан отошел к Франции по условиям мирного договора.

— С войсками? — спросил Людовик, глядя ей прямо в глаза. Она выдержала взгляд, и Людовик увидел в ее глазах злобный огонек.

— Так будет спокойнее, — сказала она. — Если вы будете готовы отправиться завтра, мой брат и я выедем послезавтра. И я бы желала, чтобы вы все подробно разъяснили в Бретани, — она встала и говорила уже стоя повелительным тоном, — что мы и так уже проявили достаточно терпения. Мы ждем от герцогини немедленного, я повторяю, немедленного согласия выйти замуж за французского короля. В противном случае эта провинция будет наказана за непослушание.

Эти слова громко отдавались в его ушах, когда Людовик скакал в Бретань на встречу с герцогиней Бретонской. Анна-Мария радостно бросилась к нему, и он был приятно удивлен переменами, происшедшими в ней. Той девочки, какую он помнил, не осталось и в помине. Перед ним стояла красивая грациозная женщина. От ее призывного взгляда у него защемило в горле. Он взял обе ее руки и отстранившись принялся внимательно изучать, а она застыла под его взглядом в немом восторге, отлично сознавая, что посмотреть есть на что. Одета она была в темно-розовое атласное платье, а ее темные волосы были зачесаны так, что делали весьма привлекательным маленькое личико. Они были разделены посередине и заплетены в две косы, а косы эти были свернуты в колечки вокруг ушей.

— Что ты сделала с ней? — спросил он.

— С кем? — удивленно улыбнулась она.

— С той моей подружкой, маленькой, пухленькой и с ямочками на щеках. Все эти годы я очень много думал о ней. А теперь вижу, что ее уже нет.

— Ты разочарован?

— Да нет, не сказал бы. Но ямочек мне, пожалуй, будет очень не хватать.

Она улыбнулась, и они сразу же возникли. Не такие глубокие в круглых щечках, какими он их помнил. Это были кокетливые озорные тени на лице, облагороженном опытом и пробудившейся женственностью.

— Я редко пользовалась ими с тех пор, как умер мой отец, а ты был заточен в башню Бурже. Но теперь ты на свободе, и они появятся вновь. Поди сюда и садись, Людовик, она потянула его за руку к небольшому дивану у камина, — расскажи мне все. Боже, когда же я в последний раз тебя видела?

— Я очень переживал, что не могу послать весточку.

— Я знаю, я тоже пыталась. Видимо, мало денег давала на подкуп.

— Да нет, они все были так напуганы, что все равно бы не взяли.

— Но теперь же все позади, правда? — Анна-Мария мягко положила руку на его, и он радостно сжал пальцами ее ладонь. — Ты свободен. Скоро добьешься развода, и мы поженимся.

Анна-Мария вся засветилась, когда он медленно поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал. С полузакрытыми глазами она рванулась к нему, инстинктивно подставив губы, чтобы встретить его, но открыла их вновь, увидев, как он отшатнулся от нее и как окаменело его лицо. Он оставил ее руку и встал.

Воцарилось неловкое молчание. Людовик смотрел на ее юную свежую красоту и отчаянно размышлял, какие у него есть варианты. Он мог, конечно, остаться здесь и вновь поднять мятеж, послать отсюда прошение о разводе, закрыть ворота Нанта и приготовиться к осаде. Именно это ему больше всего и хотелось сделать. Но он знал (хорошо знал), что это невозможно. Французская армия возьмет Нант за две недели, а то и раньше. Они уже здесь, в Шатобриане, в сорока милях к северу. Война принесет Бретани только очередные ужасы, смерти (много смертей) и в результате еще более позорный мирный договор. Конец этой войны знаменует постыдный брак Анны-Марии с Карлом, который будет к тому же отравлять сознание еще и тем, что все это могло произойти и без кровопролития.

— Анна-Мария, выслушай меня. Я собираюсь сказать тебе ужасную вещь, и у меня нет возможности даже как-то смягчить это. Я должен тебе сказать, что король Франции послал меня сюда, чтобы я уговорил тебя выйти за него замуж.

Анна-Мария не шелохнулась. Ей показалось, что она уже никогда не сможет пошевелиться. Она оцепенела.

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — угрюмо произнес Людовик. — Никто не знает это лучше, чем я. Я даже не буду пытаться успокоить тебя. Я скажу только, что это неизбежно, и когда-нибудь ты будешь рада, что не стала бесполезно сопротивляться. Будь я свободен, я бы непременно женился на тебе. Боже, как бы я был счастлив! Но я не свободен, и порой мне кажется, что не буду свободен никогда.

Он остановился. Не было смысла нанизывать слово на слово. Не в силах выдержать ее взгляд, столько в нем было боли, Людовик сел рядом и снова взял ее руку. Она была холодна и безжизненна.

Но она вырвала руку и обернулась к нему. В ее взгляде было столько обжигающего презрения, что он, в общем-то готовый ко всему, был поражен этим накалом страстей.

— Мне же давно следовало это понять! — резко бросила она. — Мне давно уже следовало знать, что ты — во-первых, француз, а уж во-вторых, мужчина. Не смог получить Бретань для себя, так почему бы не помочь другому французу прикарманить ее.