Сычев К. В. - Роман Брянский

– Я боюсь ослепления, – тихо сказал князь Роман, – и жара в груди: настолько ты хороша, государыня!

– Ну, тогда твои поступки оправданы, коназ Ромэнэ! – весело сказала Чапай. – Если ты боишься такого ослепления, то имеешь право сюда не ходить! Однако не стоит быть и таким высокомерным!

– Прими же, государыня, этот мой сердечный подарок! – сказал, доставая из-за пазухи богатое ожерелье, Роман Михайлович. Крупные жемчужины, висевшие на толстой золотой нити, обрамленные мелкими алмазами, казалось, светились каким-то особым, фосфорическим блеском.

– Какая красота! – вскрикнула Чапай, протягивая руку и хватая драгоценный подарок. – Настоящие жемчуга! Ну, и угодил ты мне, Ромэнэ Брэнэ! И ты не груб, как мне говорил тот Фэдэрэ, но ласков и умен! Благодарю тебя, славный коназ!

– У такой красавицы должны быть не только жемчуга, но и звезды с Божьего неба. Но мне не добраться до этих звезд, государыня! Однако здесь на земле я не вижу ничего такого, чтобы могло тебя достойно порадовать!

– Ты и так меня порадовал, Ромэнэ, без небесных звезд! – засмеялась довольная Чапай. – Так мне угодил! – Она подняла перед собой ожерелье, показывая его толпившимся рядом с ней женщинам.

– Ох! Ах! – кряхтели они и прицокивали от восхищения языками.

– Ну, а чем бы мне тебя отдарить? – вопросила, прервав вздохи молодых женщин, Чапай. – Чего бы ты хотел, Ромэнэ?

– Только твоей доброты ко мне, государыня, – сказал, наклонив голову, князь Роман. – Вот если ты будешь ко мне ласкова и посмотришь на меня с добротой своими прелестными очами…Тогда я буду самым счастливым из смертных!

– Ну, если тебе нужно мое доброе слово и дружеское расположение, – улыбнулась Чапай, – тогда ты это полностью заслужил! Не сомневайся в моей дружбе: если будет надо, я всегда скажу нужное слово в твою защиту от коварных врагов!

– Благодарю тебе, государыня! – склонился в низком поклоне князь Роман. – Теперь, уходя в далекий путь на войну, я буду вспоминать твои прекрасные очи и добрые слова!

– Видели, мои красные девицы, – сказала Чапай, когда Роман Брянский удалился, – какой, оказывается, ласковый этот коназ Ромэнэ! Я больше не буду слушать этого Кара-Фэдэрэ! Оно, конечно, Фэдэрэ – человек военный. Он не наделен таким тонким чутьем, каким обладаем мы, женки. Вот если бы этот Фэдэрэ смог постичь, какой на самом деле коназ Ромэнэ? Тогда бы не завидовал ему, но дружил с ним!

Наутро большой конный полк брянцев выехал на север. Дорогой брянские воины узнавали о направлении движения татарской конницы по истоптанной конскими копытами степи. Несмотря на то, что два татарских тумена отъехали еще дней за десять до похода брянцев, на всем их пути оставалась лишь голая, рыхлая земля, местами усыпанная конским навозом. О ночевках татар узнавали по оставленным в степи многочисленным кострищам.

Дойдя до русских городов Галичины, войско Романа Брянского не остановилось для отдыха, а продолжало свой путь. И без того, чтобы не спешить, князь Роман делал частые привалы, но только в безлюдной местности. Воины принимали пищу, чистили оружие, иногда ловили рыбу. Воспользовавшись отсутствием татар, они, дождавшись, когда солнце садилось, разбивали лагерь и, установив ночной дозор, укладывались спать.

– Это хорошо, что не надо идти на врагов ночью, – радовались они, – что так любят эти неугомонные татары…Не знают ни сна, ни отдыха…

Дальнейший путь брянского воинства был нелегок. Вся западная галицкая земля была холмистой и даже местами гористой. Приходилось идти по берегам рек. Здесь тоже весь путь был истоптан, а трава уничтожена. С большим трудом удавалось находить травяные холмики на значительном отдалении от дороги. Лошади набрасывались на эту скудную траву с жадностью. Несмотря на наличие зерна, которое княжеские слуги везли на телегах, лошади так и косились по сторонам в поисках своей излюбленной жвачки. Поэтому, как только посланные по сторонам княжеские люди возвращались с известием, что отыскали места, поросшие зеленью, войско останавливалось, выпуская лошадей на прокорм.

Так, медленно передвигаясь, брянцы вышли, наконец, на пятые сутки, к реке Сан.

Отправленный вперед разведывательный отряд вскоре вернулся и сообщил, что дальше встречаются только сожженные деревни и села.

– Татары далеко ушли, великий князь, – сказал начальник разведки Арук, сын воеводы Добра. – На дорогах только один пепел. Не встретил ни одного человека!

– Следуйте, тогда по этой дороге, – сказал князь Роман своему воеводе. – Тут рукой подать до Вислы. А там уже встретим все войско: татар и разнесчастного Льва!

– А может, перейдем Сан, великий князь? – спросил Добр Ефимович. – Мои люди говорят, что этот Сан впадает в Вислу. Недалеко отсюда. Тогда река станет шире. А если там польское войско? Будет непросто перейти широкую реку при отступлении!

– На той стороне и густая трава, – поддержал отца дружинник Арук. – Будет чем кормить наших коней.

– Хорошо, – кивнул головой князь Роман, – переходите эту реку. Поищите надежный брод.

Перейдя реку Сан и оказавшись в Сандомирской котловине, брянцы разбили лагерь и устроили себе отдых, отпустив коней пастись на зеленом лугу.

Князь Роман устроился в своем большом просторном шатре на мягкой, сложенной из мешков, набитых сухой травой, постели. Рядом с ним лежала молодая красивая литовка – очередной живой подарок Ногая. Князю не спалось. Его новая возлюбленная уже сладко сопела, а он все думал и думал.

Только перед отъездом в далекие ногайские степи князь Роман узнал об истинной причине смерти его ключницы Арины. Прошло уже много времени с тех пор как случилось это несчастье, однако история с отравлением всплыла лишь тогда, когда князь Роман судил купеческого сына Нечая Васильковича, обвиненного другим купцом – Лепко Ильичем – в похищении его, купеческой, жены.

О бегстве супруги Лепко Ильича Лесаны к отцу в Смоленск знали едва ли не все брянцы. Однако до князя дело это так и не доходило. Оказалось, что Лепко Ильич поначалу подозревал во всем только своего сына – купца Стойко. Последний в самом деле помогал Нечаю Васильковичу со своими людьми в спасении Лесаны, однако истинную причину отцовского гнева не знал. Он полагал, что отец избил и заключил в подвал свою супругу из-за какой-то пустяшной ссоры. Зная суровый характер своего отца, а также видя частые семейные ссоры, Стойко жалел свою мать и, когда Нечай Василькович со своими людьми пришел к нему на подворье с просьбой помочь вызволить Лесану, он сразу же согласился. Когда же бегство состоялось, и разгневанный Лепко Ильич стал доискиваться до истины, купец Стойко признался, что сам все устроил. Отец был просто взбешен поведением своего сына и едва не набросился на него с кулаками. Однако спокойный вид, уверенность в своей правоте, которые были достаточно зримы, и тридцатипятилетний возраст сына-здоровяка охладили его ярость. Дело на время затихло, но через полгода, а может и меньше, купец Лепко откуда-то проведал об участии в этом деле купца Нечая. Он и раньше не питал любви к сыну Василька Мордатовича, а когда узнал о его связи с Лесаной, и вовсе его возненавидел. А тут еще бегство жены да с помощью ее любовника! Это напоминало похищение…