Марина Гилл - Ветер пыльных дорог

Заметив, что Матильда уже не злится на Пьера и готова ему безоговорочно поверить, Герик взял дело в свои руки.

– Нам ты зубы не заговоришь, – прямо сказал он ему, – так что выкладывай для начала, какого чёрта мы прошли мимо Ренна.

Матильда сжала руки в кулачки и выжидающе уставилась на Пьера. И если только у него не было для того уважительной причины, она забудет про то, что должна быть ему благодарна.

– А-а, – протянул Пьер, – я знал, что кто-то из вас об этом спросит. Тут все просто: я заблудился.

Матильда гневно задышала и, не удержавшись, дала ему подзатыльник. Обиженно ойкнув, Пьер вопросительно поглядел на неё.

– Ты опять идиотом прикидываешься?! – яростно воскликнула она.

– На этот раз мы не поверим в этот бред, – поддержал её Герик. – Не похож ты на человека, который может заблудиться.

– Мне это, конечно, льстит, – гордо выпятил подбородок Пьер, – но я здесь впервые. Полагался только на наставления, которые мне дали. Правда, изначально я планировал ехать по главной дороге, но из-за вас пришлось свернуть в лес.

– Теперь ещё и мы виноваты?! – продолжала изливать свой праведный гнев Матильда.

– Ну да, ваша вина во всём этом тоже есть, – пожал он плечами. – У меня с собой было кое-что важное, а за вами кто-то гонялся с целью убить, как я понял. Мне незачем было рисковать.

– Нужно было уйти от нас в таком случае.

– Эх, – тяжело вздохнул Пьер. – Как я мог уйти от тебя, Матильда?… – жалобно округлив глаза, посмотрел он на неё.

Матильда закатила глаза и демонстративно отвернулась. Как же он её раздражал! Вечно строит из себя влюблённого, лишь для того, чтобы позлить и Герика, и её. Наверное, и забавляется над ними каждый раз!

– Что за важная вещь? То кольцо? – не терял нити разговора Герик, не обращая внимания на дурачества Пьера, потому что знал: с этим плутом отвлекаться нельзя, иначе так и не узнают они с Тильдой всё, что хотят узнать.

– Да! – развернулась обратно Матильда. – Почему ты раньше не показал это кольцо Рэндуиллу? Тогда бы всё не дошло до… такого.

– Вообще-то мне было велено не показывать его каждому встречному, пусть тот и является в некоторой степени союзником.

– В некоторой степени… что значит эта оговорка? – спросил Герик.

– И вовсе это не оговорка! Вы оба слишком подозрительны ко мне и ищите в каждом моём слове подвох, – насупился он.

– То есть…

Матильда замолчала, передумав продолжать фразу. Не было нужды спрашивать, было ли случайностью её спасение из лап Рэндуилла. Конечно, да. Её спасла только удача. Пьер бы не стал рисковать ради неё, хотя и делал вид, что она ему нравится. И даже зная, что кольцо это могло спасти её, он бы не показал его Рэндуиллу добровольно.

– А теперь самый главный вопрос, – сказал Герик. – Кто ты?

Пьер ответил не сразу, задумчиво потёр подбородок, решая, говорить правду о себе или нет, потом всё-таки нарушил молчание:

– Посланец.

Матильда еле сдержала мученический стон от неопределённости его ответа.

– Откуда и куда? Хм, впрочем, про «куда» мы уже наслышаны, – усмехнулся Герик.

– Из Бургундии. И всё, что я вам рассказывал о себе во время нашего долгого пути… ну, или почти всё… было правдой! – воскликнул он и для убедительности с достоинством кивнул. – Я – младший сын одного знатного человека… имя которого я вам не открою даже под пытками, – сразу предупредил он. – Мой отец и впрямь, как я рассказывал раньше, хотел впихнуть меня в отряд Эда [24] Эд III – герцог Бургундии (1192–1218) , но я придумал кое-что получше, случайно вникнув… Э-э… В общем, вместо того, чтобы махать мечом, я выбрал куда более почётную на мой взгляд миссию – поехать ко двору бретонского герцога с определённым посланием.

Матильда и Герик переглянулись, будто спрашивая друг друга, можно ли верить его словам. В целом, вроде бы всё сходилось, но… Разве можно доверять словам этого скользкого парня? Никак не различишь, где он искренен, а где – нет.

– Может, мне вам на бубенчиках поклясться в том, что здесь я не вру? – раздражённо воскликнул Пьер, пошевелив ступнёй правой ноги, отчего подвал наполнил мелодичный звон. – А что, они мне дороже жизни.

Матильда и Герик оставили без внимания его язвительность, продолжая «переговариваться» взглядами. Сначала они и впрямь «спрашивали» друг у друга как быть, но через несколько секунд Герик просто уставился на неё безо всякого выражения на лице, а Матильда поняла, что уже совсем не думает о Пьере и его недавнем рассказе.

Она мысленно поблагодарила бога за то, что факел уже почти потух, и краска на её щеках не заметна. Повернувшись к Пьеру, она ответила:

– Хорошо. Ехать с тобой и Рэндуиллом в Ренн куда лучше, чем сидеть здесь. Так ведь, Герик?

– Угу, – подтвердил он.

– Можешь передать это своему… союзнику, – поморщилась она. – И, я думаю, нам теперь должны дать куда более подходящие для нас покои? Всё-таки я дочь прославленного рыцаря, – совсем не радостно улыбнулась она.

– Конечно, – уверил Пьер. – Я позабочусь об этом.

У Клода раскалывалась голова, и горело огнём тело. Ему казалось, что на него надели железные шлем и кольчугу, которые вдавливались ему в тело, вызывая жгучую боль. Но сил не было даже на то, чтобы застонать. Или попросить воды. Потому что в горле было сухо, как в сарацинских пустынях, и воздух, проходящий в лёгкие при каждом слабом вдохе, обжигал его внутренности.

Он понятия не имел, где находится и есть ли кто-нибудь рядом с ним. Он даже не мог понять по своим ощущениям, на чём лежит. Был лишь непроходящий жар, охватывающий каждую частицу его тела, и пульсирующая боль в нескольких местах. Мыслить в таком состоянии не было никакой возможности. В сознании царил беспорядочный хаос из обрывков воспоминаний и ещё чьих-то образов. Чтобы как-то избавиться и от них, и от невыносимого жара, он беспорядочно метался на чём-то жёстком и колючем. И это только добавляло болезненности его ощущениям.

Он не мог ни открыть глаза, ни даже приподняться. На какое-то время его накрыла темнота, и он перестал что-либо чувствовать.

В следующий раз, когда очнулся, Клоду стало получше. На лбу он чувствовал прохладную тряпицу, а тело обдувал такой же прохладный ветерок. К тому же, к его губам сразу же поднесли чашку с водой, к которой он немедля прильнул. Выпить много ему не удалось, глотать получалось плохо, как будто он вдруг разучился это делать, и большая часть воды стекла по подбородку вниз.

Тело уже не горело так сильно, но слабость всё ещё присутствовала. И, выпив воды, он снова то ли уснул, то ли потерял сознание, так и не сумев разузнать, где он находится и кто за ним ухаживает.

При его третьем пробуждении, которое было вызвано взорвавшейся в теле резкой болью, он не смог удержать громкого стона. Его будто подвергали пытке дыбой, бил холодной пот, отчего он дрожал, как при самой лютой зиме, и кости ломило нещадно. В ушах стоял шум, не позволяющий ему ничего услышать. Но, возможно, тогда просто стояла тишина, потому что позднее он различил слабый голос.