Эндрю О’Коннор - Армстронги. Загадка династии

Джиллиан и Кейт вместе прошли к рабочему столу и поставили на него ящик.

Когда они обе сели за стол, Джиллиан надела белые хлопчатобумажные перчатки, вторую пару отдала Кейт, после чего открыла нужную папку и принялась листать бумаги.

– Этот человек поступил в больницу в половине первого ночи девятого декабря. Регистрировал его Гаррисон Армстронг, – сказала Джиллиан.

– Все это правильно, насколько мне известно, – сказала Кейт. – Но я пытаюсь выяснить, с какой именно травмой он поступил и чем она была вызвана.

Джиллиан снова вернулась к папке.

– Давайте посмотрим его медицинскую карту… В ту ночь ему сделали операцию… извлекли из груди одну пулю… плюс серьезные внутренние повреждения, разрывы…

Кейт подалась вперед и аккуратно взяла листок в руки.

– Тут так и написано – одна пуля?

– Можете сами в этом убедиться, – сказала Джиллиан.

– Да, так и есть… – Нико был прав. Чарльза застрелили не из дробовика. Он погиб не от выстрела дробью, а от одиночной пули, выпущенной из револьвера.

Кейт и Нико проводили совещание с режиссером Брайаном, обедая с ним у себя на кухне за кухонным островом. Перед ними были разложены все доказательства относительно покушения на Чарльза, которые удалось собрать Кейт.

– Вне всяких сомнений, там произошло что-то необычное, – согласился Брайан.

– Я хочу раскопать это до самого конца, Брайан, – сказала Кейт.

– Но как это все отразится на съемках? – насторожился режиссер.

– Ну, думаю, мы могли бы их отложить немного, пока я соберу больше фактов, – предложила Кейт.

– Отложить! Кейт! Наш бюджет этого не позволяет.

– Тогда отложить, по крайней мере, съемку эпизода с покушением. Мы можем пока сконцентрироваться на других моментах нашего документального сценария. На светской жизни в этом доме, на политике, которая велась в поместье. На тех вещах, в которых мы уже уверены.

– Мы думали, что уверены и насчет покушения тоже, – заметил Брайан.

– А теперь представь себе, что мы вставим в наш фильм и это, и то, что я еще обнаружу, – это сделает его намного более захватывающим.

Нико сделал глоток красного вина: ему совсем не нравилось то, куда уводят Кейт съемки их эпопеи.

Брайан кивнул.

– Хорошо, но что ты собираешься делать дальше – твой следующий шаг?

– Я хочу просмотреть все документы и все дневники за тот период, которые сохранились в Армстронг-хаусе, – ответила Кейт. – Посмотрим, не найду ли я там еще что-нибудь интересное. Когда обитатели дома эвакуировались во время Войны за независимость, все уезжали в большой спешке и здесь было брошено множество личных вещей.

– Однако ты все это уже смотрела, прежде чем начинать снимать фильм, – уже несколько раздраженно заметил Нико.

– Да, но я не искала ничего, что могло быть связано с мистификацией и обманом. Меня интересовали указания на то, какая жизнь здесь велась.

Брайан кивал, приканчивая свою лазанью.

– О’кей, мы пока снимем дом и общие планы. Но я не могу допустить, чтобы это вызвало какую-то итоговую задержку – время, отведенное на этот проект, ограничено, Кейт. Ты не должна забывать об этом.

– Я помню! – сказала она, счастливо улыбаясь. – Мы будем работать над этим днем и ночью, верно, Нико?

Нико бросил на жену недовольный взгляд.

Их карета ехала по плавному изгибу Риджент-стрит. Арабелла прижимала к груди своего ребенка. Чарльз сидел рядом. Они только что вернулись с континента и направлялись в фамильный дом Армстронгов в Лондоне. Арабелла смотрела на свое шестимесячное дитя и изумлялась, как быстро пролетели эти месяцы. Первые несколько недель после их отъезда в Лондон она была ошеломлена тем, как резко изменилась ее жизнь и как близка она была к полному краху. Но что поражало ее в не меньшей степени, так это Чарльз. Вся эта история, казалось, никак его не коснулась: происшедшие события, похоже, нисколько не расстроили, не смутили и не встревожили его. Вел он себя в своей обычной неунывающей манере, как будто вся эта ситуация была абсолютно нормальной. Его, видимо, нисколько не волновало, что Гаррисон в конце концов узнал всю правду или что об этом знали его родители. Складывалось впечатление, что у него стойкий иммунитет на такие вещи.

Однажды он приехал домой с шикарной норковой шубой для нее и радостно сообщил, что обещанные ее отцом средства, ее приданое, успешно переведены на его банковский счет.

– Это та самая сумма, которую ты заставил моего отца удвоить, – холодно заметила она.

– Да, и это был очень разумный ход с моей стороны, ты не находишь? Давай смотреть правде в лицо: все состояние твоих родителей перейдет к твоему старшему брату, поэтому было весьма мудро, когда я выторговал у них для тебя дополнительную долю, разве не так? – Он наклонился к ней и поцеловал, после чего в прекрасном настроении убыл в свой клуб, а она лишь страдальчески закатила глаза.

Когда ей подошло время рожать, они уехали во Францию, где сняли дом на юге, неподалеку от Канн. При родах присутствовала лишь одна акушерка, поскольку они не хотели, чтобы рождение их ребенка регистрировал доктор.

Арабелла родила девочку.

– Дочь! – разочарованно воскликнул Чарльз с потрясенным выражением на лице, беря младенца на руки. – Подумать только, столько суеты и нервов, и при этом даже не ради сына!

– Прости, что не оправдала твоих надежд! – саркастическим тоном отозвалась Арабелла.

– Как же мы ее назовем? – сказал он, с любопытством вглядываясь в маленькое личико.

– Пруденс, – ответила Арабелла.

– Пруденс? – удивился Чарльз. – Но, ради всего святого, почему Пруденс?

– Так звали мою любимую тетушку. И это имя вызывает у меня счастливые ассоциации.

– Я бы никогда и вообразить не мог, что моего ребенка будут звать Пруденс. И никогда не мог бы себе даже представить, чтобы мой отпрыск ассоциировался с благоразумием!

– Тем более имеет смысл назвать ее так. Я не хочу, чтобы она пошла по стопам отца. Хочу, чтобы она была осмотрительной, разумной и практичной и никогда не попадала в неприятности. Я надеюсь, что в жизни она действительно будет благоразумной.

Чарльз скорчил гримасу и вернул ребенка на руки Арабелле.

Они еще несколько месяцев пожили во Франции, а Маргарет тем временем зарегистрировала рождение Пруденс с двухмесячным опозданием в муниципалитете одного маленького провинциального городка, где местный чиновник не задавал никаких лишних вопросов. Вооружившись свидетельством о рождении своей маленькой дочери, они вскоре вернулись в Лондон.

Доехав до Риджент-парка, карета свернула на частную аллею на Хановер-Тэррас. Сама Хановер-Тэррас представляла собой длинный ряд пятиэтажных городских домов ленточной застройки, выходивших окнами в парк на другой стороне улицы. Лоренс приобрел самый крайний из них, который был одновременно и самым впечатляющим на всей улице. Чарльз первым вышел из экипажа и, протянув руки, взял у Арабеллы Пруденс.