Ньевес Идальго - Черный Ангел

— Разумеется, могла бы! И избавилась бы от этого скучного Бейта, который следует за тобой, точно тень.

При упоминании Бейта Вирхиния поморщилась, как от кислого лимона. Бейт собирался любой ценой жениться на ней, и уже больше года был тверд как кремень в своем намерении. К счастью, отец Вирхинии пока откладывал решение этого вопроса, но девушка боялась, что рано или поздно, он даст свое согласие. Бейт был влиятельным и очень богатым сорокалетним вдовцом и, следовательно, ничто не мешало ему выбирать себе новую жену. Вирхиния понимала, что отцу был по душе этот возможный союз.

— Этот человек мне не нравится, — призналась Вирхиния. — Я хочу найти кого-нибудь помоложе и покрасивее. Его противная бородавка около уха наводит на меня ужас.

Подруги весело рассмеялись. Они еще немного посудачили о незадачливом ухажере, а затем Келли Колберт начала прощаться.

— Мне пора идти, — сказала она, — дядя и так будет ругаться на чем свет стоит. Если ему удалось заполучить новых работников для “Подающей надежды”, то ему наверняка захочется вернуться, как можно раньше. Впрочем, думается мне, Эдгар пожелает остаться в Порт-Ройале на несколько часов, чтобы выиграть денег, играя в карты.

Вирхиния проводила подругу до двери и неожиданно спросила:

— Так ты говоришь, что он собирался купить рабов?

— Вирхиния, я ненавижу это слово.

— Келли, от того, что ты ненавидишь слово, в жизни ничего не меняется, — рабы существуют. Так вот, возвращаясь к теме, скажу, что на прошлой неделе твой дядя собирался продать моему отцу десятерых работников. Я не совсем поняла, когда он это сказал. У него что, есть лишние… рабочие руки?

— Когда я уходила с торгов, он интересовался двумя испанцами и торговался за них.

Каштановые глаза подружки еще больше потемнели и выглядели печальными.

— Он продолжает их ненавидеть, да? Его вражда не осталась в прошлом?

— Да, Вирхиния, он ничего не забыл. Дядя подсознательно одержим испанцами, это почти болезнь. Судя по тому, что мне рассказали, он поклялся отомстить им за гибель в морском сражении моего кузена Лео. — Лицо Келли погрустнело. — Если, в конце концов, дядя купит этих двоих людей, то мне страшно за них. Особенно за одного из них.

— Почему?

— Не знаю. — Девушку тревожило смутное предчувствие. — Тебе нужно было видеть его. От ярости его глаза метали молнии. Он набросился на продавца, когда тот залепил его товарищу пощечину!

— О, боже!.. Его… избили… прямо там?

— Нет, к счастью, дядя не позволил. Судя по его собственным словам, дядя не станет покупать испорченный товар, — ответила Келли, передернувшись от отвращения. — Думаю, это удовольствие он бережет для себя.

Вирхиния отметила что-то новое в голубых глазах своей подруги.

— Кажется, торги произвели на тебя немалое впечатление. Какой он, этот человек? Я поклялась бы в том, что он тебя заинтересовал.

Келли призадумалась, прежде чем ответить. Каким он был? Как описать связанного, едва одетого, униженного и выставленного на позор человека?

— Он великолепно сложен и красив.

— Ты сказала, великолепен и красив?

— Высокий, смуглый. Он худощав, но мускулист. А глаза… Я никогда не видела таких глаз. Казалось, он не придавал большого значения тому, что его окружало, словно… Словно жизнь или смерть были ему безразличны. И у меня сложилось впечатление, что ему, как рабу, будет очень нелегко сдерживать себя.

Вирхиния взяла протянутый слугою зонтик и подошла к Келли. Они познакомились недавно, но Вирхиния уже могла определить душевное состояние подруги. Этот самый мужчина должен был быть каким-то особенным, если глаза Келли так блестели, а сама она так оживилась, когда говорила о нем. Жаль, что речь шла всего лишь о рабе.

— Когда я снова увижу тебя? — спросила Вирхиния, меняя ход своих мыслей.

— При первой же возможности.

— Дай бог, чтобы это было поскорее, — взмолилась Вирхиния.

Подруги расцеловались, и Келли села в ландо, в котором ее терпеливо ожидал дядюшкин кучер. Когда ландо тронулось с места, Вирхиния помахала подруге на прощание рукой, горячо молясь при этом, чтобы Колберту не удалось купить испанцев. Она интуитивно предчувствовала проблемы, хотя и не знала их причину.

Ямайка, один из островов Карибского моря, был окружен большим коралловым рифом, протянувшимся с востока на запад. По рельефу остров представлял собой монолитное плато с невысокими горами, находящимися в окружении плодородных, буйно заросших долин, обдуваемых весь год легкими прохладными ветрами. Словом, климат на острове был вполне благоприятным. В глубине одной из таких долин располагалось поместье Себастьяна Колберта с господским домом, выстроенном в британском стиле с галереями и колоннами.

Остров был открыт Христофором Колумбом 3 мая 1494 года. В те времена испанцы называли его Сантьяго, а арамейцы — Хаймака, или Остров Родников. До 1655 года остров находился под владычеством испанской короны, а затем перешел в руки британцев. Основным источником доходов служили плантации табака, кофе и сахарного тростника. Это объясняло причину повышенного спроса плантаторов на доставку рабов, особенно африканцев, хотя среди них всегда оказывался какой-нибудь попавший в беду белый, как это было в случае Диего и Мигеля де Торресов.

В поместье Колберта “Подающая надежды” в огромных количествах выращивали сахарный тростник. Сидя сзади на раздолбанной, полуразвалившейся телеге, Мигель примечал все особенности местности. При других обстоятельствах эта удивительная земля, вероятно, полюбилась бы ему. Миртовые деревья, орхидеи, ананасы, маниока, папоротники и бананы… И бескрайние, заботливо возделанные поля, наполненные природной жизнью, засеянной дюжинами рабов, гнущих спину под неусыпными взглядами надсмотрщиков.

По приезде в поместье братьев стащили с телеги и силком отволокли на своего рода площадку, вокруг которой были слеплены хибарки из глины и соломы. Пинками и тычками их втолкнули в одну из хижин и там развязали руки, чтобы тут же привязать к кольцу, прикрепленному к столбу в середине убогого жилища, а затем оставить их одних.

Диего повалился на землю и прислонился к столбу.

— И что теперь?

— Будем ждать, — ответил Мигель, садясь рядом.

— Не нравится мне этот тип.

— Ты о ком?

— Об этом толстяке, который нас купил. Мне не понравилось, как он смотрел на нас.

— Он смотрел на нас как на могучее, крепкое быдло для его тростниковых полей, а мы и есть рабочий скот.

Младший брат беспокойно дернулся, а Мигель улегся на жесткую, утрамбованную землю, пристроившись поудобнее, насколько позволяла длина цепи, и закрыл глаза.

— Поспи немного, малыш. Давай отдыхать, пока можем. Боюсь, что с этого момента и впредь, мы будем мало отдыхать до тех пор, пока не сбежим.