Ньевес Идальго - Черный Ангел

— Можете начинать ужин без нас, — на ходу сказал он гостям.

Келли несколько раз споткнулась и едва не упала, стараясь поспеть за Мигелем, пока он, чуть ли не бегом, поднимался по лестнице, таща ее за собой.

— А теперь, сеньорита Колберт, Вы объясните мне, что означает эта дурацкая выходка, — прошипел Мигель, быстро войдя в комнату и пинком захлопнув за ними дверь.

Если бы испанец закричал на нее, она тоже заорала бы в ответ, но Мигель, казалось, сохранял спокойствие, борясь с собой, и это предвещало скорый взрыв, но, несмотря на это, Келли поздравила себя с тем, что добилась своего.

— Я оделась согласно моему положению в этом доме, господин.

Мигель продолжал смотреть на нее. Дьявольщина, о чем это она говорила? Нет, ничего этого не было, подумал сбитый с толку Мигель. Келли не была одета как шлюха, он, должно быть, хлебнул лишнего… Сейчас это жалкое зрелище исчезнет… Но нет, она по-прежнему стояла здесь, одетая как подавальщица в таверне и размалеванная, как какая-нибудь…

— Говори яснее!

— Если ты не понимаешь, то объяснения излишни.

Нет, он ничего не понимал, но начал думать, что, видимо, никогда не поймет эту женщину, сводившую его с ума, которую он желал, несмотря ни на что даже в подобном жутком виде в образе шлюхи. Обхватив тонкое запястье девушки рукой, Мигель потянул ее к умывальнику. Не обращая внимания на протесты сопротивлявшейся Келли, де Торрес налил воду в таз и окунул в него голову девушки.

Келли упиралась и вырывалась, как дикий зверь, но Мигель крепко держал ее до тех пор, пока не смыл полностью краску с ее лица. Затем он отпустил девушку, и она, с нависшими на раскрасневшееся лицо мокрыми волосами, полузадохшаяся, попятилась от него, отплевываясь на ходу.

— Ты!.. Ты просто…

— А теперь снимай эту одежду, — прервал ее Мигель, — и надень то платье, что я тебе подарил.

— Зачем? — вспыхнула Келли, прилагая усилия, чтобы сохранить твердость. — Чтобы все видели, как хорошо ты одеваешь свою рабыню?

Мигель захлопал глазами. Черт бы побрал эту женщину! Теперь она тычет рабством ему в лицо? Перед Арманом он признал, что поступил опрометчиво, представив ее Веронике и Рою таким образом. Определенно, ему следовало извиниться перед ней. Но разве он обращался с ней, как с пленницей? Разве не поселил он ее в лучших апартаментах? Разве заставлял работать прислугой?

— Вот, значит, о чем речь.

— Да, именно об этом, капитан де Торрес.

— Сожалею, Келли, и прошу у тебя прощения. Знаю, я поступил, как последний дурак, унизил тебя.

— И ты не представляешь, как.

— Согласен, я был негодяем и подлецом, и признаю это. Я запутался. Забудь об этом, и переоденься.

Келли не двинулась с места. И это всё? Он, видите ли, запутался? Что он имеет в виду? Он ничего не объяснил ей даже ради приличия, а теперь попросил прощения и считает, что она его простит. Ах, как все просто!

— Мужской ум…

— Прости?

— У тебя чисто мужские представления, Мигель.

— Знаешь, милая, будь у меня иные представления, я бы начал волноваться.

Так он опять смеется ней. Келли хотелось вырвать ему глаза.

— Ступай к своим гостям. Если ты не хочешь, чтобы я спустилась к ним в этой одежде, я просто не спущусь к ужину.

Мигель подумал, что был слишком снисходителен к ней и терпелив. Он вытянул руку, привлек девушку к себе и поцеловал, а потом ухватился за вырез блузки и, сильно дернув, разорвал ее сверху донизу. Келли была возмущена и оскорблена до глубины души. Ругая Мигеля на чем свет стоит, она попыталась хоть как-то прикрыться. Девушка сопротивлялась изо всех сил: она молотила Мигеля кулачками, залепила ему полновесную пощечину, несколько раз отдавила ноги, но верх в этой борьбе одержала мужская сила — Мигель сдернул с нее блузку, развязал бант на пояске и стащил юбку. В результате Келли осталась в чем мать родила. Да, Мигель победил, но эта победа оказалась нелегкой; оба запыхались от борьбы и теперь старались отдышаться.

Мигель был далек от злости и негодования, ведь перед ним стояла самая красивая женщина на земле. Его неотвратимо тянуло к Келли, и глаза мужчины пробегали по недоверчиво-настороженной, алебастровой фигурке девушки. Как он мог несколько дней быть вдали от нее? Ее шея просила поцелуев, плечи — ласк, а груди — прикосновений его рук. Мигель тут же почувствовал, как напрягся его член. О, боже, как она была прекрасна! И она была его. Целиком и полностью его. Так было с тех пор, как он впервые поцеловал ее там, в “Подающей надежды”, еще будучи рабом. Он никогда не позволил бы ей уйти, потому что не смог бы, потому что она уже давным-давно похитила его сердце. Когда он успел так безумно влюбиться в эту злюку? Как она пробила его защиту? Он любил ее беспощадно, без всякого снисхождения. Мигель обнял девушку и прижался к ее обнаженному телу, приноравливаясь к нему и теряясь в его аромате и нежности. Он поискал губами ее рот, и нашел его. Мигель пил ее, утоляя свою жажду и сдерживая властное желание повалить Келли прямо здесь и насытиться ею. Он знал, что пропал окончательно, потому что любил ее, и не было пути назад.

Келли перестала бороться, и с той же мучительной тоской отвечала на жаркие поцелуи Мигеля. Этот мужчина был необходим ей. Она до безумия любила испанца, и какая разница, что она была для него просто забавой. Вдали от Мигеля ее жизнь была бессмысленной. В этот миг Келли отреклась от всего: от прежней жизни, от семьи, от будущего, потому что для нее был важен только этот мужчина. У девушки больше не было защитных средств, чтобы бороться с Мигелем, она забыла их где-то по дороге. Мигель де Торрес, капитан “Черного Ангела”, еще сам не зная того, принадлежал ей.

Мигель оторвался от губ Келли и сжал ее в своих объятиях. Она легонько потерлась о него, заставляя испанца гореть от желания. Руки мужчины неторопливо проскользили по податливо-нежной спине девушки, задержались на ее талии и спустились вниз, к ягодицам, заставив Келли застонать. Мигель подался чуть назад, и они посмотрели в глаза друг другу, сказав всё одним лишь взглядом. Келли первой бросилась снова искать четко очерченный рот мужчины.

Мигель поменялся с ней ролями. Теперь Келли дергала испанца за веревочки, а он, как марионетка, плясал под ее дудочку, но это было для него уже неважно. Он дал волю животному инстинкту и следовал за ним, лаская обнаженную кожу и прислушиваясь к древнему зову своего мужского естества. Он подхватил Келли под ягодицы и подсадил ее на рундук, одной рукой смахнув с него вещи.

— Обхвати меня ногами, принцесса, — просяще пробормотал он.

Келли обхватила Мигеля ногами и откинула голову назад, предлагая ему свои гордо торчащие груди. Он не упустил этот живительный источник, столь великодушно представший перед ним. Его губы сердечно пригрели сначала одну, а затем вторую грудь, зубы нежно покусывали соски, а язык беспорядочно метался вокруг них. Келли стонала и извивалась в руках Мигеля, перебирая пальцами пряди его волос, умоляя продолжать и опьяняя его.