Барбара Картленд - Недосягаемая

— Вы думаете, способности моей дочери с возрастом усилятся? — спросила Лидия.

— Наоборот, — ответил Ангус. — Так как дар исцеления — это чистый инстинкт без всякой техники, существует большая вероятность, что он покинет ее или перейдет в другое качество. Мне известны случаи, когда исцеляющая сила наиболее сильна в период взросления, затем, по мере того как человек, обладающий ею, становится старше, она появляется периодически, а в пожилом возрасте вообще исчезает. Но, конечно, не существует никаких правил или законов, и каждый случай неповторим. Мой совет вам: пусть жизнь вашей дочери протекает без вмешательства или споров, рано или поздно она сама откроет для себя значение всего происходящего, никто не сможет сделать этого за нее. Я полагаю, ее состояние носит скорее духовный, нежели физический характер, и поэтому оно сугубо индивидуально.

«Нужно не забыть рассказать об этом Кристин, — подумала Лидия, решив, что будет писать дочери независимо от того, ответит та на ее письма или нет. — Возможно, письма помогут ей, — возникла у матери робкая мысль. — Все равно я буду поддерживать с ней отношения».

Следующий вопрос, который задал Ангус Маклауд, поразил Лидию:

— Ваша дочь когда-нибудь пробовала лечить вас?

— Нет, конечно нет, — быстро ответила Лидия и добавила: — Не знаю, почему вдруг заговорила так горячо, но я никогда не думала об этом. Как бы там ни было, меня уже нельзя вылечить. Доктора высказались по этому поводу однозначно.

— А кто именно?

Лидия назвала имена двух выдающихся и чрезвычайно хорошо известных хирургов.

— Хм, я знаю их обоих, — сказал Ангус. — Хорошие специалисты, но уже несколько старомодные. Их слава достаточно высоко вознесла их, чтобы они пошли на риск, если только нет крайней необходимости.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Лидия. Ангус потянулся к сигарете.

— Вы позволите мне осмотреть вас? — небрежно спросил он.

С минуту Лидия пребывала в полном замешательстве.

Она догадалась, что этот безразличный тон и сосредоточенное раскуривание сигареты — всего лишь уловка, чтобы дать ей время.

— Зачем? — спросила она немного погодя.

— Мне любопытно, — ответил Ангус Маклауд. — Я наблюдал различные случаи, которые казались такими же безнадежными, как ваш, и тем не менее эффективно поддавались операции и лечению. Я пробуждаю в вас надежды?

— Я не позволю им проснуться, — ответила она. — Если хотите, взгляните на рентгеновские снимки. Они в верхнем ящике вон того большого комода. Сама я в них ничего не понимаю, а когда хирурги показывали их мне, они уверяли, что из снимков совершенно ясно, почему ничего нельзя сделать. Взгляните сами, и вы сразу поймете.

Ангус достал снимки и рассматривал их довольно долго. После этого он сказал:

— Все же я хотел бы осмотреть вас.

— Только не сегодня, — быстро произнесла Лидия. — Иван может вернуться домой в любую минуту. Пожалуйста, ничего ему не говорите. Он так горевал из-за моего несчастья, надеялся, вопреки всему, что я поправлюсь. Сказал врачам, что отвезет меня куда угодно — в любую страну мира, если есть шанс поставить меня на ноги. Но они сказали, что все безнадежно. Поначалу он проклинал судьбу даже больше, чем я, а сейчас смирился с этим как с неизбежным, и я бы ни за что не хотела, чтобы он вновь волновался, если потом наступит разочарование.

— Понимаю, — сочувственно произнес Ангус.

Он явился в комнату Лидии рано утром, прежде чем отправиться на похороны. Иван уехал в Лондон сразу после завтрака, и Лидия не ожидала никаких визитеров.

— Чего мы ждем? — спросил Ангус, когда увидел удивление Лидии. — Мой отпуск не вечен. Кроме того, я хочу дать вам пищу для размышления, пока вы здесь одна.

Она позволила ему сделать то, зачем он пришел, почти без всякой надежды, вполне уверенная, что после осмотра он согласится с предыдущим заключением. Осмотр длился долго, затем он ушел в ванную вымыть руки.

— Ну, — сказал он, вернувшись, — вам любопытно?

— Немного, — улыбнулась Лидия. — Я готова к самому худшему.

— Напротив. Готовьтесь к самому лучшему, — ответил он. — Я абсолютно убежден: если вы позволите мне сделать вам операцию, есть все шансы, что вы снова сможете ходить.

У Лидии перехватило дыхание:

— Вы в самом деле так думаете?

— Да, — ответил он. — Потребуется обширное лечение и процедуры, и, конечно, это займет много времени. Я не скажу вам, что вы будете обладать большой активностью — лестницы, например, могут оказаться недоступными в течение многих лет, но при большой работе и упорстве с вашей стороны вы сумеете ходить, передвигаться самостоятельно.

— Неужели, Ангус! — Она впервые назвала его по имени, и это получилось само собой.

— Да, Лидия, — ответил он с улыбкой. — Для вас это немного неожиданно, не так ли? Но низвергать заранее сложившиеся мнения — одна из моих специальностей. Так вы позволите мне сделать это?

— Как скоро я смогу ходить?

— Трудно сказать. Через три… шесть месяцев. Все зависит от того, какая там опухоль и как быстро атрофированные мышцы отреагируют на лечение. Если бы только я смог оперировать вас сразу после несчастного случая… хотя теперь уже бесполезно сожалеть о прошедшем, мы должны смотреть только в будущее.

— А когда вы захотите оперировать?

— Как можно скорее. Мне нужно возвращаться на фронт, поэтому есть все основания торопиться. Если вы дадите мне свое согласие, я подготовлю все, чтобы отправить вас в больницу завтра или на следующий день.

— А если операция пройдет неудачно?

— Всегда, разумеется, существует риск, — серьезно произнес Ангус, — но в любом случае вам не будет хуже, чем теперь. Придется вытерпеть небольшое неудобство и боль, но по крайней мере вы попытаете счастья. Попытка, безусловно, стоит того.

— Завтра или через день, — задумчиво повторила Лидия. — Вы должны дать мне время подумать. Придется рассказать Ивану.

— Послушайте, Лидия. — Ангус тронул больную за руку, словно хотел умерить ее волнение. — Вы можете подумать столько, сколько хотите. Я не собираюсь торопить вас. Но верю, я смогу помочь вам, и вы знаете не хуже меня — я сделаю все, что в моих силах, для сестры Элизабет.

Оставшись одна, Лидия подумала, уж не приснилось ли ей все это, неужели и правда есть шанс, что она снова станет сама собой, сможет ходить, быть рядом с Иваном, делать все, что она делала до несчастного случая. Это казалось слишком невероятным, слишком замечательным, и все же она знала, что Ангус никогда бы не заговорил с такой уверенностью, если бы не был убежден. Она гнала от себя мысли о том, сколько времени на это уйдет. Представила, как смешно будет ковылять, опираясь на костыли, медленно и с трудом передвигаясь из комнаты в комнату. Она потеряла фигуру, это было неизбежно, и теперь спрашивала себя, хватит ли у нее смелости продемонстрировать Ангусу всю глубину своего тщеславия, обратившись к нему с просьбой восстановить и фигуру тоже.